Стивен Кинг - Истории Хейвена (Томминокеры - 2)
3
Хэвенская городская библиотека, Онкологическое общество, Конференция Малых городов Новой Англии. Рут служила Хэвену, работая во всех этих организациях. Она также активно участвовала в деятельности Методистской церкви. Редкий ужин, даваемый церковью, обходился без приготовленной ею еды, а распродажа выпечки без ее пирогов и булочек с изюмом. Она работала также в школьном правлении и в комитете по школьным учебникам.
Люди говорили, что не знают, как она может со всем этим управляться. Если бы ее спросили об этом прямо, она бы улыбнулась и ответила, что занятые руки это самые счастливые руки. Вы бы могли подумать, что при такой массе работы у нее уже не остается времени на хобби.., но на самом деле у нее их было целых два. Она очень любила читать (была почти без ума от вестернов Бобби Андерсон; у нее были все они, каждый подписан) и еще она собирала кукол. Психиатр связал бы ее коллекцию кукол с несбывшейся мечтой о ребенке. И хотя Рут не очень-то общалась с психиатрами, она бы с этим согласилась. В какой-то мере, во всяком случае. Независимо от причины они делают меня счастливой, могла бы она ответить, если бы ей пришлось столкнуться с точкой зрения психиатра. И я думаю, что счастье - это нечто противоположное печали, горечи и злобе и должно оставаться неанализируемым как можно дольше. В первые годы жизни в Хэвене она и Ральф делили между собой кабинет наверху. Дом был достаточно велик, чтобы у каждого был свой кабинет, но они предпочитали быть вместе по вечерам. Когда-то большой кабинет представлял собой две комнаты, но Ральф сломал стенку между ними, и места стало даже больше, чем внизу в гостиной. У Ральфа была своя коллекция монет и спичечных коробков, стеллаж с книгами (все книги Ральфа были научными, большей частью по военной истории) и старое шведское бюро с убирающейся крышкой, которое Рут сама отреставрировала.
Для Рут он оборудовал то, что они потом называли "классной комнатой".
Примерно за два года до того, как Ральф стал страдать головными болями, он заметил, что Рут уже не хватает места для ее кукол (к тому времени уже появилась полка для кукол над ее столом, и они иногда оттуда падали, когда она печатала). Они сидели на стуле в углу, беспечно свешивали свои маленькие ножки с подоконников, и даже посетители, когда брали стулья, обычно сажали себе на колени трех-четырех кукол. У нее ведь было много посетителей: Рут была еще и общественным нотариусом,но все время кому-то требовалось заверить у нее то купчую, то долговое обязательство.
Поэтому к Рождеству того года Ральф соорудил дюжину маленьких скамеечек для ее кукол. Рут была в восторге. Они напомнили ей маленькую, в одну комнату, школу, которую она посещала в Кросман Корнер. Она поставила их тесными рядами и усадила на них кукол. Даже потом эта часть кабинета Рут называлась классной комнатой.
На следующее Рождество - его последнее Рождество, хотя он еще прекрасно себя чувствовал и опухоль в его мозгу, впоследствии убившая его, была еще только маленькой точкой - Ральф подарил ей еще четыре скамеечки, три новые куклы и классную доску, подходящую по размерам к скамейкам. Этого было достаточно, чтобы создать эффект настоящей классной комнаты. На доске было написано: Дорогой учитель, я преданно люблю тебя. Тайный обожатель.
Взрослые были в восторге от ее классной комнаты, как и большинство детей, и Рут всегда была счастлива видеть, как дети - девочки и мальчики - играют ее куклами, хотя некоторые из кукол были очень ценными, а многие старыми и хрупкими. Некоторые родители очень нервничали, видя, как их ребенок играет куклой из прокоммунистического Китая, или же куклой, принадлежавшей дочери Верховного судьи Джона Маршалла. Рут была добрая женщина: если она чувствовала, что восхищение ребенка ее куклами действительно смущает родителя, она доставала Барби и Кена, специально припасенных для таких случаев. Дети играли с ними, но вяло, как будто понимали, что по-настоящему хорошие куклы почему-то находятся под запретом. Если же Рут понимала, что запрет родителей связан с тем, что они считают неудобным, чтобы их ребенок играл игрушками взрослой леди, она давала понять, что ни в коей мере не возражает этому.
- Вы не боитесь, что ребенок сломает их скамеечку? - спросила у нее однажды Мейбл Нойз. Лексикон Мейбл изобиловал выражениями типа: "Смотрите и трогайте на здоровье, но если сломаете - платите". Мейбл знала, что кукла, принадлежавшая дочери судьи Маршалла, стоила по меньшей мере 600 долларов она показала ее фотографию дилеру старинных кукол в Бостоне, и он оценил ее в 400, поэтому Мейбл думала, что ее продажная цена - 600. Еще там была кукла, принадлежавшая Энн Рузвельт.., настоящая гаитянская кукла вуду... И Бог знает, какие еще, сидящие щека к щеке и нога к ноге с такими общеизвестными куклами как Энн и Энди Рэггеди.
- Ничуть, - ответила Рут. Она находила взгляды Мейбл такими же странными, как и Мейбл - ее взгляды. - Если Богу угодно, чтобы одна из этих кукол сломалась, он может сломать ее сам или же послать ребенка сделать это. Но до сих пор ни один ребенок еще ничего не сломал. Ну, открутили несколько голов, и Джо Пелл что-то сделал с устройством на спине у Миссис Бисли, и теперь она ничего не может сказать, кроме: не хотите ли принять душ? - вот и весь причиненный убыток.
- Вы меня извините, но я все-таки считаю, что это слишком большой риск по отношению к таким хрупким уникальным вещам, - сказала Мейбл. Она фыркнула. Мне кажется, что единственная истина, которую я усвоила в своей жизни, это то, что дети ломают вещи.
- Ну, может, мне просто повезло. Но знаете, они осторожны с ними. Думаю, потому что они их любят. Рут сделала паузу и слегка нахмурилась. - Большинство из них любят, - добавила она через секунду.
Тот факт, что не все дети хотели играть с "ученицами" в классной комнате некоторые, казалось, боялись их, озадачивал и огорчал Рут.
Маленькая Эдвина Турлоу, например. Эдвина разразилась бурными воплями, когда мама ввела ее за руку и буквально подтолкнула к куклам, рядами сидящим на скамейках, внимательно глядя на доску. Миссис Турлоу считала кукол Рут самыми прелестными, премиленькими, как играющий котенок, сладенькими, как сбитые сливки', если бы существовали другие клише для выражения "очарования", миссис Турлоу, вероятно, употребила бы их применительно к куклам Рут. Она просто поверить не могла, что ее дочь их боится. Она подумала, что Эдвина "просто стесняется". Рут же, безусловно видевшая искру неподдельного страха в детских глазах, не сумела отговорить мать (которую она считала женщиной тупой, со свиными мозгами) от того, чтобы та толкала ребенка к куклам.
Поэтому Норма Турлоу поволокла маленькую Эдвину в "классную комнату", и вопли Эдвины были так громки, что Ральф выскочил из подвала, где он плел стулья. Потребовалось минут двадцать, чтобы успокоить истерику Эдвины, и, конечно, ее увели вниз, подальше от кукол. Норма Турлоу была очень смущена, и всякий раз, как она бросала мрачный взгляд в сторону Эдвины, та снова начинала истерически плакать.
