Юрий Брайдер - Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров
Право задать первый вопрос предоставили Лилечке, как особе, накануне пострадавшей от Барсика.
— Вы как-то говорили, что ваша жена и дети находятся здесь. Нашли вы их?
— Нет, — ответил Эрикс. — Все мои поиски закончились безрезультатно. Мир, в котором мы сейчас пребываем, имеет достаточно сложную структуру. Попавшие сюда люди распределяются по различным, не сообщающимся между собой уровням. Не исключено, что уже завтра мы с вами тоже расстанемся навсегда.
Цыпфу так хотелось вступить в разговор, что он даже кряхтел от нетерпения. Не успела Лилечка поблагодарить Эрикса за ответ, как он нагло захватил инициативу.
— Что вы можете сказать о топологических свойствах этого мира? На мой взгляд, его мерность отличается от мерности привычного для нас пространства. Не отсюда ли проистекают все те загадочные явления, с которыми мы здесь столкнулись?
— Я не хотел бы делать сейчас какие-то категорические выводы, поскольку могу основываться только на собственных наблюдениях и рассуждениях, — говорил Эрикс не совсем уверенно, как человек, успевший отвыкнуть от долгих бесед. — Окажись в моем распоряжении самые простые приборы, многие проблемы заметно прояснились бы. Хотя какой смысл говорить о невозможном… Лично я придерживаюсь мнения, что все миры, составляющие нашу супервселенную, изначально располагали абсолютно идентичным набором измерений. Однако под воздействием флуктуации, неизбежно сопровождавших развитие этой супервселенной, часть измерений компактировалась, то есть перешла в свернутое состояние. Причем для каждого отдельного мира существуют, свои особенности свертывания лишних измерений. Поэтому и свойства пространства-времени в разных мирах будут различны. Все это, кстати говоря, согласуется с областью физики, изучающей так называемую теорию супергравитации.
— Я сейчас засну, — произнесла Верка ледяным голосом. — Или закачу истерику.
— Вера Ивановна, милая! — взмолился Цыпф. — Ну не мешайте, пожалуйста! Вы даже представить не можете, как это все важно для меня! Эрикс, продолжайте, прошу вас!
— Если большинство присутствующих возражает… — замялся Эрикс.
— Ничего, валяй дальше, — буркнул Зяблик. — Когда умные люди говорят, дуракам иной раз не мешает и послушать.
— Я постараюсь изложить свои мысли как можно короче и популярней… В мире, где мы с вами родились, в свернутом состоянии пребывают все измерения, кроме трех. Здесь же картина иная. Трудно сказать, какая мерность у Синьки… ох, простите, вам, наверное, незнаком такой термин…
— Знаком, как же, — сказал Цыпф. — Успел кое-кто просветить…
— Спасибо им хоть за это… Ну так вот, истинная мерность Синьки остается для меня загадкой, но во всяком случае она превышает число три. Хотя это еще не все. Мерность в этом мире — понятие относительное. При мне она менялась уже несколько раз.
— Вы хотите сказать, что раньше этот мир был другим? — Цыпф буквально глядел Эриксу в рот.
— По крайней мере, я застал его не таким, какой он сейчас.
— Разница большая?
— Нет, не очень. Вот если отнять или добавить одно измерение к трехмерному миру, эффект, несомненно, будет потрясающим. Но если то же самое, к примеру, произойдет с миром десятимерным, прогресс или регресс составит минимальное значение. Для карлика лишний сантиметр роста — это величина, а для гиганта мелочь.
— К переменам мы давно привыкли. — Зяблик от нечего делать принялся тасовать недавно изготовленную карточную колоду. — Этим нас не запугаешь… Главное, чтобы пайку не урезали.
— Ну это главным образом зависит от вас. — Эрикс покосился на дорожные мешки, набитые продуктами до такой степени, что даже их горловины невозможно было завязать.
— Вы говорили о непостоянстве мерности этого мира, — напомнил Цыпф. — В чем же здесь причина?
— Я предвидел такой вопрос, — Эрикс кивнул. — Сначала мне казалось, что колебания мерности являются следствием структурной неустойчивости, свойственной всем переусложненным мирам. Но постепенно я пришел к другой точке зрения, какой бы фантастической она ни казалась… Некто, куда более могущественный, чем придуманные нашими предками боги, по собственной прихоти сворачивает и разворачивает пространства. Он обращается с ними примерно так же, как вы с этими картами.
— По-вашему, эти неведомые сверхсущества не созидатели, а игроки? — живо поинтересовался Цыпф.
— Разве об этом можно судить всерьез? Но с другой стороны — а почему бы и нет! Созидание — процесс вынужденный. Его назначение — обеспечивать какие-либо личные или общественные блага. А что останется могучему и изощренному уму, когда необходимость в созидании благ отпадет? Только игра. Я не согласен с тезисом, что игра является суррогатом жизни. Что, если сама наша жизнь всего лишь суррогат некой вселенской игры?
— Блошиного цирка, — брякнула Верка.
— Что? — не понял Эрикс.
— Не обращайте внимания! — Цыпф замахал на Верку руками. — Это так, к слову… Забава такая была раньше… С использованием некоторых видов насекомых-паразитов. Вот один гражданин и сравнил нашу каждодневную суету с блошиным цирком.
— Понятно… Здесь это весьма популярная тема, успевшая обрасти массой легенд. Считается, что истинные хозяева этого мира ведут между собой или сами с собой, что несущественно, грандиозную азартную игру, в которой люди используются как пешки. В пользу такой теории говорит немало фактов.
— Но если это все же игра, то в ней должны быть определенные правила, — продолжал свои расспросы Цыпф. — Есть ли какая-нибудь закономерность в маршрутах, которые мы ежедневно преодолеваем? Прослеживается ли что-то вроде системы в манипуляциях хозяев со временем и пространством?
— Разве пешка обязана знать правила игры, в которой участвует? Достаточно того, что их знают игроки. Тем более что жесткие правила скорее свойственны примитивным играм, какие пользовались популярностью в ваше время. В игре достаточно сложной, примером которой может служить человеческая жизнь, правила должны быть гибкими, изменчивыми. Фактор неопределенности не только разжигает азарт, но и формирует философский взгляд на вещи.
— Допустим, — Леву обуял уже не крылатый гений познания, а козлорогий демон спора. — Но эта гибкость и изменчивость должны иметь некие границы, хотя бы моральные. Ведь как-никак роль пешек выполняют живые и, более того, разумные существа. Почему же одним пешкам позволено издеваться над другими?
— Кстати, братец мой, а вам не досталось на орехи от этой рвани? — поинтересовался Смыков.
