Сергей Лукьяненко - Конец легенды (Сборник)
Мишкин дом больше всего походит на маленькую средневековую крепость. Квадратное здание из серого камня, с невысокими башенками по углам. Наверное, его придумали Мишкины родители – они археологи и очень любят всякие древности.
Мишка ждал меня на пороге. Я не звонил ему и не договаривался прийти заранее. Но ничего странного в Мишкином ожидании не было.
Дело в том, что он – нюхач.
Можно, конечно, найти словечко покрасивее, но суть от этого не изменится. Мишка чувствует запахи на порядок лучше любой собаки, не говоря уж о человеке.
Его родители прошли курс спецлечения, чтобы Мишка родился таким, какой он есть. Но сам он, по-моему, не больно-то ценит это. Однажды Мишка сказал мне, что чувствовать одновременно сотни запахов – это очень неприятно. Похоже на какофонию из множества одновременно сыгранных мелодий… Не знаю. Мне лично хотелось бы стать нюхачом и догадываться о приближении друзей за добрую сотню метров, ощущая в воздухе их запах.
Мишка махнул мне рукой.
– Приехал твой папа? – утверждающе спросил он.
Я кивнул. Иногда, когда у Мишки хорошее настроение, он любит хвастаться своими способностями.
– Да. Сильно чувствуется?
– Конечно. Гарь, танковое горючее и взрывчатка. Очень сильные запахи…
Мишка мгновение поколебался. И добавил:
– А еще пот. Запах усталости.
Я развел руками. Все верно, мистер Шерлок Холмс.
– Пошли купаться?
– На озеро?
– Нет, далеко… К Тольке в бассейн.
У нашего приятеля, семилетнего Толика Ярцева, самый большой в окрестностях бассейн. Пятьдесят на двадцать метров – не шутка.
– Пойдем.
И тут Мишка увидел на моей руке браслет.
– А это что, Алька?
Я небрежно вытянул руку с браслетом:
– Папкин подарок.
– Что это, Алька?
Мишка повторил вопрос, словно и не слышал моих слов.
– Подарок. Опознавательный знак мятежников на планете Туан.
– Твой папа вернулся оттуда?
Мишка смотрел на браслет с непонятным испугом. Я никогда не видел его таким.
– Ты что?
– Он мне не нравится.
Неожиданная мысль пронзила меня.
– Мишка, что ты можешь сказать про эту штуку? Внюхайся! Ты же можешь!
Он кивнул – с легкой заминкой, словно пытался и не смог найти повод для отказа.
– Дезраствор, – сказал он через минуту. – Очень тщательная обработка. Ничего не осталось… И немножко озона.
– Правильно, – подтвердил я. – Мятежника, который таскал браслет, сожгли плазмометом.
– Выбрось эту гадость, Алик, – тихо попросил Мишка. – Она мне не нравится.
– Вот еще… Папа привез мне браслет из десанта…
Мишка отвернулся. Глухо сказал:
– Не пойду я никуда, Алька. До завтра.
Тоже мне умник. Я презрительно посмотрел ему вслед. Мишка завидует мне, вот и все. Еще бы… мой папа – антибиотик.
Купаться к Толику я пошел один. Там мое самолюбие несколько успокоилось. Мальчишка выслушал меня, затаив дыхание, а через полчаса уже носился в компании таких же малышей, играя в десантников. Когда я выбрался из бассейна и лениво обтирался тонким разовым полотенцем, из-за дома – модернового нагромождения огромных пластиковых шаров – доносилось: «Ты убит, снимай браслет!» Я невольно усмехнулся. Дня на два-три новая игра, с ее громкими выкриками и оглушительными хлопками «бластеров», лишит покоя всех соседей. И это натворил я… Может, сказать Толику, что десантники воюют тихо и скрытно, как индейцы?
Когда я пришел домой, компьютер видеофона продолжал повторять вызов. Связи с планетой Туан по-прежнему не было.
Папу я нашел в библиотеке. Он сидел в своем любимом кресле, неторопливо перелистывая страницы толстой книги с глубокомысленным названием «Нет мира среди звезд». На обложке был изображен звездолет, разваливающийся на куски без всякой видимой причины. Я слегка склонил голову – картинка дрогнула и изменилась, переходя в другую фазу изображения. Теперь звездолет стал целым, а в бок его, куда-то между главным реактором и жилыми отсеками, бил темно-голубой луч. Папа продолжал читать, делая вид, что не замечает меня. Я повернулся и тихо вышел из библиотеки. Если папа принимается за старые космические боевики, это верное свидетельство плохого настроения. Наверно, даже антибиотику бывает грустно.
У себя в комнате, забравшись с ногами на кровать, я с минуту размышлял, чем бы заняться. На столе валялась недочитанная «Сага воды и огня», старинная книжка про войну, выпрошенная на два дня у Мишкиного папы-археолога. Бумажные страницы книжки обтрепались и были залиты прозрачным пластиком, обложка не сохранилась вообще, но читать ее от этого стало лишь интереснее. Вторая мировая война предстала передо мной в совершенно неожиданном виде. Впрочем, я всегда плохо знал историю…
Было и другое занятие: на дискетке компьютера третий день дожидались меня невыполненные задачи по математике. Тянуть с ними не стоило – преподаватель мог вот-вот проверить уроки.
Но вместо того чтобы взять книгу или подсесть к терминалу школьного компьютера, я сказал:
– Включить визор. Информация по восстанию на Туане за последние шесть часов.
На стене засветился мягким светом экран. Замелькали, сменяясь с не воспринимаемой глазом быстротой, кадры. Телевизор просеивал тридцать с лишним круглосуточных программ, выуживая все сообщения, где упоминался Туан. Через несколько секунд поиск прекратился.
– Двадцать шесть передач. Общая продолжительность восемь часов тридцать одна минута, – сообщил равнодушный механический голос.
– Начинай с первой, – приказал я, устраиваясь поудобнее.
На экране мелькнула эмблема развлекательного канала и заставка «Виктор-шоу». Упитанный мужчина жизнерадостно помахал рукой и сказал:
– Привет! Что вы задумались, как повстанцы перед прибытием Десантного Корпуса?
Повинуясь невидимому режиссеру, грянул гомерический хохот.
– Убрать, – с непонятным самому себе отвращением приказал я.
Прозвучали торжественные позывные правительственного канала, на экране возник громадный зал Ассамблеи. Мужчина перед микрофоном говорил:
– События на Туане продемонстрировали всю необходимость сохранения финансирования…
– Переключить.
Экран налился густой чернотой. Из мрака медленно выплыл медово-желтый колокол. Накатился густой, долгий звон. Информационная программа «Взор».
– Оставить.
Колокол повернулся, превращаясь в человеческий глаз. Зрачок увеличивался, стал прозрачным. Проступили темные пятна транспортеров, фигуры с оружием в руках. Знакомый голос Григория Невсяна – знаменитого обозревателя – произнес:
