Альтер эво - Иванова Анастасия

Марк кивнул.

– У сына есть дочь.

– Да, была у него одна мадам, но исчезла с концами, – подтвердил Бубен. – От нее и ребенок. Когда этот штрих пошел во все тяжкие, ему было двадцать с чем-то, а дочке его – полтора, что ли. Дед ее себе оставил.

– Жена?

– Жена что надо, – кивнул Бубен. – Та, что была первая, с ним развелась с полвека назад, где сейчас – неизвестно. Последняя, вторая, держит арт-галерею на правом берегу и сеть бойцовских клубов. Никаких благотворительных фондов, всей этой хурлы-мурлы, все по делу. Говорят, с волчьими зубами дамочка.

Неспешно потягивая чай, Марк повертел в голове полученные сведения. Вертел и так, и этак, и чем больше вертел, тем меньше видел в этом прока.

– Значит, о нем самом мы ничего не знаем, – пробормотал он. – То есть – вообще ничего. Неудобно.

Бубен потянулся, напрягая широкую шею, потом уложил локти на столик со скругленными углами и навалился на него грудью:

– Есть кое-что, только я «кое-чем» не торгую, ты знаешь. – Он понизил голос. – Инфа не проверенная.

– Выкладывай.

– Ну, вроде как этот твой перец недавно понакупил себе каких-то… – Бубен замялся, вспоминая слово, – …наукоемких бизнесов. Приборы там всякие, микроэлектроника, то-се… Причем не то в Швейцарии, не то в Австрии. И на Шпицбергене.

Этого Марк не ожидал.

– Офшор?

Бубен помотал головой.

– Думаю, соль не в этом. Он, по ходу, не из таких был, кто хоть на край жопы поедет, лишь бы там выкроить да тут сэкономить. Ему просто надо было зачем-то делать дела конкретно там.

– На Шпицбергене? – Марк скептически поджал губы. – Зачем?

– Ну, это ж типа край мира, – рассудительно заметил Бубен. – Дубак там. На хрена там что-то делать? Либо ты очень напрягаешься, чтобы никто о твоих делишках не узнал. Либо делишки эти твои какие-то небезопасные. – Бубен сморщился и заговорил еще тише: – И вот о чем еще я думаю: перец был реально богатый, по любым меркам. Ну и где сейчас таких делают, а? В энергетике, да? Ну, в строительстве, так. А научные исследования – они, как по-твоему, кучу бабла приносят?

По разумению Марка, научные исследования не приносили кучу бабла никогда. К тому же, вмешательство паладинов закрыло многие направления – технологическое сдерживание. Что осталось? Ну, медицина. Ну, прогрессивная медицина – пусть. Но все же: накачать столько денег, чтобы купить полную анонимность, заткнуть рот журналистам, переманить федерала в телохранители… Нет, Марк положительно не представлял, как добиться этого, интересуясь исключительно наукоемкими бизнесами.

Хотя…

Бубен, который искоса следил за его лицом, ухмыльнулся и пожал плечами:

– Ага. Вот разве что. Но это все не точно.

Марк вздохнул и погонял остатки чая в оранжевой чашке. Вечно никто ничего не знает наверняка, и сам он не исключение. А делать дела как-то надо.

– Хотя я вообще не понимаю, зачем тебе это сейчас. – Бубен откинулся на спинку мягкого диванчика и бросил взгляд поверх Марка, наверное, высматривая симпатичную официантку, чтобы принесла счет. – Ты ж сам говорил, только мешает. Если б о клиенте что-то выяснить, как у него там с платежеспособностью или что еще…

– О клиенте не надо, спасибо, – заверил Марк, которому Китин показался достаточно убедительным, чтобы еще что-то про него выяснять.

– Как знаешь… – Бубен вдруг осекся, слегка прищурился и сдержанно проговорил: – А теперь, Хлыщ, очень тебя прошу, обойдись как-нибудь без поножовщины.

Марк сдвинул было брови, потом вздохнул:

– Селена?

– Кажется, хуже.

– Куда уж…

Он сложил руки на стол, одну параллельно другой, подобрал ноги, чуть распрямил спину. Либо Игорь Нефедов неожиданно получил досрочное, что совершенно невероятно, но в таком уж мире живем, либо Марк просто даже не знает.

– День добрый. Я присяду?

Есть куда.

– Валяй, – благодушно разрешил Бубен и встал. – Я пойду прошвырнусь пока.

Многолетняя работа по ту сторону на разных людях отражалась по-разному. Влада Холодного, который опустился на диванчик напротив, она наделила прозрачной – или даже призрачной какой-то – улыбочкой. Хотя, может, он просто с детства был стукнутый. Марк не наблюдал эту улыбочку уже восемь лет и с удовольствием воздержался бы от этого зрелища до конца жизни. Он никогда не видел на физиономии Влада другого выражения, оно блуждало по красивому, в общем-то, лицу, то появляясь, то исчезая, безотносительно к контексту – при этом взгляд Влада оставался застывшим, совершенно неживым и каким-то вампирским.

Еще в Холодном было под два метра роста, светлые волосы он зализывал набок а-ля «диктатор невсебячий» и носил преимущественно френчи темно-стального цвета. Последние два пункта могли бы дать Марку неистощимый источник радости и веселья, если бы не то обстоятельство, что как ретривер Влад Холодный был лучше всех, кого он знал.

Включая самого Марка.

– «Как-поживаешь-что-нового» опустим, не возражаешь? – вежливо спросил Влад.

– Только за.

Холодный осторожно, словно стеклянный, поставил локоть на столешницу и оперся подбородком о кисть.

– Ты сейчас работаешь над заказом, который направил к тебе я.

Марк ухмыльнулся.

– Пришел откат требовать?

Улыбка Холодного выползла откуда-то и побежала по лицу, точно бесплотная сороконожка.

– Пришел услышать, что ты о нем думаешь.

Марк глянул в свой стакан – мало ли, там еще что-то осталось на донышке.

– Ну, и зачем пришел? Так не мог узнать?

Влад склонил голову набок.

– Пожалуй, мог. Узнать. Но я хотел услышать.

– И правда надеешься, что услышишь от меня что-то, кроме «пошел на хер»? – Марк скорбно покачал головой. – Какая наивность. Но тебе идет. К цвету волос хорошо.

Единственное, чем он всегда мог достать Влада, это задорная шутка. Что относилось, конечно же, и ко всем остальным – ведь чем еще и вызывать у людей потерю контроля, как не старым добрым дурацким юморком. Просто у Холодного с юморком было особенно туго.

Не меняя положения головы, Влад прикрыл глаза, точно сонная змея.

– Йорам научил тебя всему, кроме смирения. Но без смирения ты никогда не сможешь достаточно оторваться от своего «Я», чтобы отдаться потоку всецело. Ты это знаешь?

Единственное, чем Влад всегда мог достать его, это упоминанием о Йораме.

– Чему Йорам научил тебя – на то мне совершенно наплевать, – доверительным тоном сообщил Марк и ласково добавил: – Он бы тебя что тогдашнего, что нынешнего с говном сожрал бы.

– Возможно. – Улыбка Влада снова промелькнула на лице, точно тень от большой темной птицы. – Но этого мы уже не выясним, не так ли? Так не лучше ли вернуться к нашим текущим делам?

– У меня с тобой никаких дел нет.

Холодный вздохнул.

– Твое дело – не только твое. Тебе ведь уже наверняка это объяснили.

– Так и ты, я смотрю, в курсе. Отчего же сам не взялся?

– Китин не мог поручить эту работу мне: я из ближнего круга. Я регулярно навещал старика, бывал у него в доме. Я мог и застрелить его. – Влад убрал руку из-под подбородка, оперся обоими локтями на стол и соединил пальцы. – Но я не говорил, что не брался за это дело. Ты уже видел девушку в старом доме? С окнами без стекол?

Не сдержавшись, Марк с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы. Вот оно как, значит. Просто прекрасно. То есть его подрядили на эту работу, как болванчика, и с него будет весь спрос, а в действительности в эту историю уже с ногами влез и вовсю шарится там по инфопотокам Холодный.

– Раз мог застрелить – так, может, и застрелил? – уронил Марк.

– Зачем это мне?

– Зачем это кому-то другому?

– Не тормози, Марк. Раньше ты приносил сведения быстрее.

– Старость. У тебя раньше было больше волос.

– Ты не сможешь двигаться вперед, пока позволяешь своему уму цепляться за себя самого.

Дословно одно из поучений Йорама – и это было совершенно лишнее.

В мире Марка, где дети обоих полов обучались боевым искусствам с детского сада, драка не воспринималась как способ выпустить пар. Наверняка и об этом тоже позаботились паладины. Боевые искусства преподавали в первую очередь как средство самопознания и совершенствования. Во вторую – как средство поменять намерения оппонента, обезоружить его, обездвижить, искалечить или убить, если уж предыдущее по списку не помогло. То есть – достичь какого-то практического результата, а отнюдь не дать выход эмоциям.