Роузуотер. Восстание - Томпсон Таде
Они поднимаются на переходной мост над открытой площадкой. Ее размер примерно сто пятьдесят на сто ярдов. И она битком набита реаниматами. Они стоят, бездумно глядя в пространство, однако все смотрят в одну сторону. Их молчание пугает Джека.
– Пришлите мне всю документацию по крылу J, – говорит он в браслет.
От площадки поднимается вонь пота и мочи, хотя к ней примешивается и запах дезинфицирующего средства – дешевого, каким пользуются в государственных больницах. В отличие от тех реаниматов, которые порой встречаются на улицах, эти чисты. Мостик находится всего в пяти футах над их головами, и Джек видит в глазах ближайших к нему реаниматов пустоту. Он вспоминает, что это была одна из тех инициатив, одобрить которые его заставил благотворительный фонд «Неушедшие», – точнее, заставила Ханна.
Он кивает начальнице тюрьмы и покидает это пропахшее аммиаком место, пряча за улыбкой душевный раздрай.
Глава двенадцатая
Алисса
Когда девочка засыпает, Алисса заставляет мужа сесть и начинает разговор.
Они в его мастерской. На другом конце города у Марка есть и студия побольше, которую он делит с несколькими местными художниками. Они оба сидят на стульях – Марк перед своим мольбертом; из-за его левого плеча падает естественный свет. Пол усыпан набросками, пробными эскизами частей тела, геометрических фигур, кубов и сфер, простыми рисунками. Марк рисует их каждый день, перед тем как поехать в студию. Судя по всему, сейчас он обдумывает картину с изображением какого-то растения. Кажется, Алисса такого раньше не видела, – значит, он нашел его где-то еще.
Марк выжидающе смотрит на нее. Все-таки оно довольно привлекательно, это существо, считающее себя ее мужем.
– Марк, – начинает Алисса, – тебе будет трудно это принять.
– Что? – спрашивает он. Дрожь, с которой он выговаривает этот единственный слог, выдает тревогу. Марк уже понял, что прикасаться к ней не стоит, но до того, как это началось, он, видимо, был очень нежен. Какая жалость. Хороший партнер.
– Я не Алисса, Марк. Нет, подожди. Я знаю, что это звучит безумно, но я в этом уверена. Что-то случилось – я не знаю что, но Алисса ушла и ее заменила я.
Марк встает со стула и направляется к ней, но потом берет себя в руки. Он указывает на портрет:
– Алисса, это ты.
– Нет. Я знаю, что выгляжу как Алисса, и ее лицо смотрит на меня из зеркала, но на этом сходство заканчивается. Я совершенно точно не люблю детей, и мне не кажется, что я замужняя женщина.
– Ты… это что, такой способ сказать, что ты хочешь развода? Если так, ты излишне драматизируешь. И делаешь мне очень больно.
– Прости. Я не пытаюсь навредить тебе или твоей дочери…
– Да ты послушай себя…
– Нет, это ты меня послушай. Я говорю, что я не та женщина, на которой ты женился, и это не метафора. Я не имею в виду, что Алисса изменилась или хочет чего-то нового. Я имею в виду, что Алиссы здесь нет. Я не знаю, что с ней случилось.
– И кто тогда ты такая?
– Этого я тоже не знаю. Я знаю только, кем точно не являюсь.
Марк мотает головой, как будто пытается что-то из нее вытряхнуть.
– Доктор был прав. Это функциональное расстройство. Я запишу тебя на прием.
– Не трать время, – говорит Алисса. – Я туда не пойду. Там ответа не найти. – Она встает. – Я просто хотела быть с тобой честной.
– Что это?
На пол капает кровь – видимо, у нее открылась рана.
– Ничего. Я сама с этим разберусь.
Она уходит, тихо прикрыв за собой дверь. Марк ей не поверил, но она была честна. Ему решать, что делать с этой информацией и рассказывать ли обо всем Пэт; это не обязанность Алиссы.
Она открывает аптечку.
Алисса видит сон, а может, фантазирует – она не уверена. Или вспоминает? Она идет по коридору, в котором лишь изредка попадаются окна, прямоугольные, но со скругленными углами. Все окна черны. Они не закрашены, просто снаружи царит абсолютная тьма. На стене нарисованы стрелки, направленные в ту же сторону, куда идет Алисса. Ее цель обозначается числом 235. Это не знакомые ей арабские цифры – это перевод. В словарном запасе Алиссы нет слов, способных описать то, что она видит. Когда-то были, но теперь нет. В этой условной интерпретации она подходит к комнате номер 235 и садится. Вместе с ней своей очереди ждет еще кто-то. Небольшое устройство просит Алиссу подтвердить данные. Она подчиняется, замешкавшись, когда ей предлагается выбор из пяти гендеров. Ее сосед заходит в комнату. Алисса ощущает через привинченную к полу мебель какую-то вибрацию, после чего другое устройство приглашает ее войти. Комната погружена в почти полную темноту, но процедура автоматизирована, машинам свет не нужен, а они экономят энергию – ха-ха, как смешно. Экономить энергию нужно было до того, как они загадили Дом. Что случилось с ее предшественником? Алисса не видела, как он ушел.
«Больно не будет, – сказали ей. – Постарайтесь ни о чем не думать. Чем больше вы думаете, тем больше времени займет процесс. Создание призрака. Это дупликация. Больно не будет, и вы будете жить вечно, как богиня, потому что информация не может умереть».
Ложь.
Информация может деградировать, может быть повреждена, может промахнуться мимо цели, а больно ей все-таки было.
Я умерла.
Стоп, что?
Боты-прислужники приходят на зов занимающегося мной ур-бота. Вокруг ни одного домянина.
Так я мертва или нет?
Боль возникает, когда устройство прорастает в мои нервные окончания и извлекает меня из меня. Я ощущаю, как оно лишает меня чувств, убивает меня, начиная с кожи и углубляясь внутрь. Я/Алисса. Меня куда-то засасывает – я здесь не одна, но я не вижу тех, кто меня окружает. Нас разделяет преграда, но биологическая она или электронная – мне неизвестно. У меня – у Алиссы – нет ощущения места. Зато есть ощущение, что мы, домяне, берем судьбу в свои руки, после того как облажались.
Я больше не чувствую собственного тела. Это не невесомость, это ничто. Я должна была этого ожидать. Меня готовили к этому образование, и все до единого новостные выпуски с самого моего рождения, и…
Алисса приходит в себя; она не одна. Люди, которые ее окружают, ей незнакомы.
– Какого хрена…
– Пожалуйста, миссис Сатклифф, сохраняйте спокойствие.
Их трое. Они одеты в униформу, униформу медбратьев. Нежно-голубую, с нашитыми именами.
– Кто вы? – спрашивает Алисса.
– Мы приехали, чтобы отвезти вас туда, где вам будет удобнее, – отвечает тот, что стоит впереди. Низкий, мягкий голос и напряженное, готовое применить силу тело.
– Мне удобно и там, где я есть, – говорит Алисса. – Где мой муж? Как вы сюда попали? Марк вас…
– Нас вызвал мистер Сатклифф. Он очень за вас беспокоится.
– Мы все за вас беспокоимся, – добавляет другой медбрат.
– Спасибо за беспокойство. А теперь валите нахуй.
Алисса до сих пор в мастерской. Она лежит на полу и, судя по тому, как затекло тело, лежит уже довольно давно.
– Где Марк?
– Он в доме, с вашей дочерью. Он не хочет, чтобы она это видела.
– И что это за «это»?
– Миссис Сатклифф, расслабьтесь.
– Я-то расслаблена. А вы?
– Если вы пройдете с нами в машину скорой помощи…
– Мне не нужна скорая помощь. Убирайтесь из моего дома. Я не больна.
Первый медбрат кивает, и они набрасываются на Алиссу; все трое начинают движение одновременно, скоординированно. Они заранее определили, кто будет держать какую часть ее тела. Через несколько минут они затаскивают Алиссу в «скорую», которая оказывается переделанным микроавтобусом с дешевым автопилотом; внутри стоит какая-то затхлая вонь. Бросив последний взгляд на свой дом, она видит лицо Марка в окне.
И незнакомое растение под окном.
Отрывок из романа
Уолтера Танмолы «Куди»
Первыми из транснациональных корпораций в лагерь Роузуотер прибыли китайские. Горстка протестующих – среди них были Эмека и Куди – забрасывала колонны грузовиков бутылками с краской и затасканными бунтарскими слоганами. Корпорациям не было до этого никакого дела. Они не страшились за безопасность своих сотрудников, потому что к этому времени всю работу выполняли исключительно роботы. Неутомимые автоматы могли трудиться круглосуточно, однако на закате кое-кто из протестующих начал стрелять по дронам, с помощью которых корпорации следили за ходом работ. Полиции в Роузуотере не было, так что не было и последствий. Юридических, по крайней мере. Вокруг строек бродили сотрудники частных охранных компаний и вооруженные четвероногие боты, убивавшие всех, кто подходил слишком близко.
Эмека поджег автоматическую бетономешалку, и когда пламя согрело его кожу, поцеловал Куди. Разжав объятия, он увидел, что в ярде от них, злобно глазея, но ни слова не говоря, стоит Кристофер.
– У нас ничего не получится, – сказала Куди.
– Почему?
– Оглядись. Люди не хотят, чтобы стройки останавливались. Им нужны канализация, рабочий водопровод, ровные дороги, поглотители углеродов и прочее дерьмо. Это самая жалкая демонстрация в истории гражданского неповиновения.
Той ночью их любовь имела привкус обреченности, а у Эмеки из головы не шел Кристофер.