Лариса Шкатула - Маленький дракон с актерского факультета
Екатерина ехала на верблюде в сооружении типа птичьей клетки. Только вместо прутьев на каркас был натянут плотный шелк. Лишь с одной стороны шелк был пригнан неплотно, через него Катя в свою клетку вошла, но зато в просвет между двумя полотнищами она могла взглядывать на мир,проплывающий снаружи.
Только то, что девушка видела, её глаз не радовало. Вчера, когда она была в этих местах, природа повсюду радовалась теплому ясному лету, а теперь местность вокруг походила на пепелище, кладбище, где мертвых хоронить некому...
Она помнила, как это время изучалось на уроках истории. Подумаешь, это было так давно! Трупы на картинках напоминали манекены, зачем-то освобожденные от одежды, и если что-то ужасало, как страшная сказка, достаточно было выглянуть в окно, чтобы исчез кошмар. Теперь в этом кошмаре Катя жила.
Ее верблюд проходил мимо поля, вытоптанного сотнями лошадей так, что травы на нем полегли, казалось, навечно. Оно походило на поле, на котором стояла дружина князя Ярослава, и где она познакомилась с Мирошкой.
Ей дружина увиделась большой, а для полководца Джэбэ показалась такой ничтожно малой, что разбить её сумел немногочисленный отряд в две сотни...
Кто звал сюда этих узколицых? Ее сердце содрогалось от гнева.
"Катя, тебе надо только взять рукопись и вернуться назад!" - услышала она как наяву голос Венусты Худионовны.
Услышать-то услышала, но все её существо упорно рвалось на поле, посмотреть, нет ли Мирошки среди убитых? А вдруг он только ранен, и сейчас истекает кровью, и некому ему помочь?!
И она остановила время. Так, как уже делала однажды.
Для неё все замерло на полушаге, полувздохе. Смешно поднятая нога верблюда как бы застыла в воздухе. Всадники на лошадях замерли: кто с раскрытым ртом, кто с прикрытыми веками. Будто в огромном музее восковых фигур под открытым небом - так все правдоподобно и... невозможно.
Катю побежала по полю, на котором совсем недавно стояли насмерть русские воины.
Почему она так волновалась именно за Мирошку? Влюбилась? Нет, юный дружинник не заставил её сердце стучать громче обычного. Так она беспокоилась бы за парня, с которым в детстве ходила в один детский сад или сидела в школе за одной партой.
Вряд ли он мог уцелеть в такой мясорубке - она даже отводила взгляд, не в силах смотреть, как жестоко изрублены русичи, но знала, что до конца жизни не простит себе, если теперь же не убедится в этом лично.
И она Мирошку нашла. Юноша ещё дышал. Самое плохое, что она не могла его поднять, чтобы не повредить чего-нибудь. Слишком быстро она сейчас жила, слишком высока скорость для обычного материального мира.
Но зато даже здесь действовало заклинание, затворяющее кровь. Его она и прочла, чтобы раненый не истек кровью до того момента, когда она сможет прийти сюда попозже. Уходя, она осторожно положила ему под голову суму с чистым бельем, которую заметила под телом убитого русича. Алчные монголо-татары, которые обобрали мертвых, её не заметили.
Влезть на верблюда,хотя и стоящего без движения, ей удалось с большим трудом. Надо было не поранить животное, и не изорвать в клочья шелк паланкина.
Пришлось Кате, залезая, снять заклятие времени.
До чего повезло всадникам, оказавшимся в это время поблизости от её верблюда! Они ведь невольно бросали взгляды на занавески, не покажутся ли за ними её прекрасные глаза, а стали свидетелями зрелища, достойного любого ожидания. Они не увидели глаз, зато увидели быстро исчезнувшую за занавесками круглую женскую попку, обтянутую тонкими шальварами, и долго переглядывались, качая головами. Они не сомневались, что это все шутки коварного Иблиса[4].
Тахаветдин, скакавший позади верблюда, обратил внимание на странное волнение всадников, но когда он поравнялся с паланкином, ничто не указывало на то, что здесь недавно произошло. Занавеска была плотно задернута, а те, кому довелось увидеть странную картину, молчали и отводили взгляды.
– Ты знаешь, Антип, - проговорила Катя, - Мирошка-то жив.
– Ты говоришь о том торопыге, который тебя замуж звал? - ворчливо уточнил домовой.
– Почему - торопыга? - удивилась девушка.
– Потому! Ты сначала узнай: какова девушка, как шьет, как готовит, как хозяйство ведет? Может, неумеха какая. А то с бухты-барахты...
– Что же ты такое говоришь? - рассердилась Катя. - Это я-то неумеха? Дождалась! Друг называется!
– Так я тебя знаю, а он-то нет, - невозмутимо пояснил Антип. - А что касаемо дружбы, так дружба дружбой, а табачок врозь.
Катя на него обиделась и замолчала, но Антип в собеседнике и не нуждался - он ещё не доел свои орехи.
Войско ехало целый день. Екатерина больше не смотрела через занавеску, потому что картины разоренной земли рвали ей сердце. Если бы она могла хоть что-нибудь сделать. Но нет, её послали сюда наблюдателем. Забери бумажку, какую требуется, и возвращайся...
Пришло недовольство собой. Ведь она могла бы наслать на нечистых мор какой-нибудь: чуму там или холеру...
Остановилось войско в поле. На горизонте справа виднелся лес, но, похоже, леса монголы не очень жаловали. Непривычно им было среди деревьев, тревожно. Да и враг мог напасть из-за каждого куста. Иное дело, степь. Простор, отрада для глаз.
Конечно, деревья в три обхвата - это вам не саксаул! И не верблюжья колючка!.. Екатерина себя не узнавала. Она становилась патриоткой не по дням, а по часам. Ее сверстники этим словом поддразнивали друг друга. Она и сама посмеивалась над поэтом Ленчиком.
– Ленчик, - говорила, - всем известно, что ты у нас патриот.
И оно звучало в её устах как "идиот".
Наверное, это от того, что их с детства не учили любить свою землю. Не воспитывали уважение к своему народу. Большинство современных отцов и матерей любили Америку и втайне, или явно, завидовали тем, кто в ней живет. А такие, как Мирошка, не знали другой земли, кроме Руси...
Юрту слуги собрали быстро. Над ними стоял Тахаветдин. Поторапливал. Считал, что стоит лишь упрятать Гюзель за её стены, как она тотчас окажется в безопасности. Но какая опасность может подстерегать молодую женщину среди своих?
Пока он может быть спокоен. Никто из монголов не видел удивительных синих глаз молодой вдовы. Но стоит им узнать, какое сокровище скрывает его юрта, как даже он, личный врач самого барса степей, не сможет защитить Гюзель от похотливых самцов!
Катя вошла в юрту и осмотрела свой уже примятый, запылившийся наряд. Если она здесь задержится, придется подумать ещё о какой-нибудь одежде.
Но позже выяснилось, что об этом уже подумал Тахаветдин.
Некоторое время спустя, многозначительно покашляв, он появился перед нею, предусмотрительно закутанной, в сопровождении Цырена, который нес огромный узел.
– Подарок для ханум, - торжественно провозгласил врач. - То, что не понравится Гюзель, она сможет отдать своей служанке.
– Какой служанке? - удивилась Екатерина. - У меня нет никакой служанки.
– Знатная женщина не должна обходиться без служанки, - важно проговорил Тахаветдин.
Катя украдкой вздохнула: что поделаешь, положение обязывает. Она - не просто вдова военачальника, но и женщина, обладающая золотой пайцзой. Такие имеют лишь те, кто приближен к особе великого полководца.
Дождавшись, когда монгол ушел, она растормошила Антипа. Он спал, свернувшись в клубочек и был похож не столько на неусидчивую белку, сколько на ленивого домашнего кота.
– Слышал, мне служанку дают!
– Заполошная ты, Катерина, - недовольно пробурчал домовой. - Чего кричишь, чего будишь, ни днем, ни ночью от тебя покоя нет!
– Если ты хотел покоя, оставался бы с Венустой, - шикнула на него девушка. - Как ты не поймешь: теперь рядом с нами постоянно будет находиться посторонний человек.
– Посторонний! А то Венуста не учила тебя, как быть, если рядом посторонний. Двое разговаривают, третий не слышит, - он медленно вылез из кузовка.
И правда, Катя постоянно забывала о своих недавно приобретенных магических знаниях. Она ведь могла блокировать не только свои мысли, но и чужие уши.
– У тебя нет больше орехов? - затеребил её усевшийся на плечо Антип.
– Только засахаренные сливы.
– Зубы только портить об них, - бормотнул он. - Ладно, давай!
Домовой-белка на этот раз, взяв лакомство, сам отправился сидеть у входа в юрту, а Катя тем временем решила посмотреть принесенный врачом узел.
Это было не что иное, как трофеи завоевателей, вытащенные из сундука какой-то русской женщины. Как видно, небедной. Платья, салопы, ферязь - все было из сукон дорогих, привозимых из дальних земель расторопными караванщиками или из Европы ганзейскими торговцами, голландскими моряками.
Расшиты они были тоже дорогими золотыми нитями, а один кокошник, украшенный жемчугом, вообще выглядел произведением искусства.
Соболий полушубок был таким легким и мягким - швов почти не ощущалось, что Катя подумала:"Русские утеряли со временем рецепты выделки шкурок." Она ни разу прежде не видела так тонко выделанного меха...
