Клиффорд Саймак - Игрушка судьбы: Фантастические романы
— Вот так ты себе представляешь рай?
— Да нет, конечно, это я так, пошутил. Дай время, я еще что-нибудь к этому прибавлю.
— Да ну тебя! — возмутилась Джилл. — И так голова кругом идет. Я совершенно запуталась. Ватикан, математический мир, Шептун — с ума сойти можно. Я уже порой склонна поверить, но бывают мгновения, когда я жутко злюсь на себя за это. Его святейшество говорил о чувстве реальности. Вот я живу здесь и знаю, что это реально, а иногда брожу одна, думаю об этом, и чувство реальности покидает меня, и я говорю себе, что это невозможно. Что об этом можно только мечтать. И ты, Джейсон, здесь, со мной. И это тоже из области невозможного…
Джейсон обнял ее, и она крепко прижалась к нему. Пламя танцевало в камине, вокруг было тихо, и казалось, весь мир тих и спокоен — за себя и за них двоих.
— Джейсон, я так счастлива…
— И я, Джилл. Давай так посидим еще.
— Ты бежал с Гастры и попал сюда. И я бежала. Не от кого-нибудь, не откуда-нибудь, даже не от себя самой. Просто бежала. Всю жизнь только и делала, что бежала…
— Ну вот… Теперь больше не бежишь… — говорил он, гладя ее по голове.
— Нет, не бегу. Ты рассказывал его святейшеству о монастырях на Древней Земле. Здесь наш монастырь — любимая работа, укрытие от суетного мира, счастье и покой в душе. Только… может быть, мне здесь не место?
— Это почему же?
— Ну… в древних монастырях женщин ведь не было?
— Вообще-то не было. Но время от времени монахам удавалось соблазнить кого-нибудь…
Пламя камина выхватило из темноты светящееся облачко пыли.
Теннисон резко выпрямился.
— Джилл, — сказал он, — Шептун здесь.
— Декер… — пробормотал Шептун. — Декер, Декер, Декер… — повторял он, — А я только сейчас узнал. Я там бегал, играл, а его…
— Иди ко мне, малыш, — позвала Шептуна Джилл. — Иди ко мне скорее. Я поплачу, погорюю вместе с тобой.
— Иди к нам, — сказал Теннисон.
И он пришел к ним, и они разделили его скорбь и утрату.
Глава 48
Енох, кардинал Феодосий, в одиночестве бродил по саду за клиникой. В саду, кроме него, не было ни души — даже садовника Джона. Да и что ему было делать в саду ночью? На черном бархате небес мерцали редкие звезды. Их было не более десятка, и они были так далеко одна от другой. Струился бледный свет дальних галактик. Над восточным краем горизонта тускло горела полоса Млечного Пути, родной Галактики. Над ним светились неяркие пятнышки шаровидных туманностей.
Шаги кардинала гулко отдавались в тишине. Он шел, сцепив руки за спиной, низко склонив в раздумье металлическую голову.
«Мы можем заблуждаться, — думал он. — Если мы так ошиблись с глухоманами, значит, и от других ошибок не застрахованы. Ничто на свете не должно быть таким, каким мы его себе представляем.
Многие годы мы считали глухоманов кровожадными хищниками. Мы думали, что они — беспощадные лесные убийцы, что встреча с ними означает смерть. А они всего-навсего ревниво охраняли свои леса, свой мир, следили за нами… А один из них принес домой мертвого Декера и мертвого Губерта, принес их к нам и бережно положил на мостовую перед базиликой, чтобы они покоились в мире. И сказал, что они, глухоманы, — хранители и что они против бессмысленных убийств, и призвал нас не совершать убийств в будущем…»
«Хранители? — спросил себя Феодосий, — Они — хранители этого мира?» И сам себе ответил, что так оно и есть.
«Они смотрели, чем мы занимаемся, все эти годы и не вмешивались в наши дела. Вероятно, они не вмешивались потому, что мы ухитрялись не нарушать законов добрососедства.
А они следили за нами и даже выучили наш язык. Они знали, как с нами разговаривать, но до сих пор никогда не говорили — видимо, потому, что в этом не было необходимости. Наверное, между собой они говорят совсем по-другому — глухоман разговаривал с нами с видимым усилием. Но он старался говорить по-нашему, потому что знал — его языка мы не поймем.
Мы прожили здесь, на Харизме, целую тысячу лет благодаря их долготерпению и гостеприимству. Они позволили нам жить своей жизнью, заниматься своим делом и не делали нам ничего дурного… вот только убили троих людей, и это укрепило нас во мнении, что они — злобные хищники. Но тех людей глухоманы убили только потому, что люди намеревались убить их самих. В этом смысле их действия вполне понятны и оправданны. И люди, и роботы поступили бы точно так же — они убили бы того, кто пришел бы к ним с недобрыми намерениями.
А ведь я слыхал, что с глухоманами можно разговаривать! — мысленно сокрушался Феодосий, — Но думал, что это все из области фантазий. Вряд ли, конечно, кто-то на самом деле раньше говорил с ними, но вот прямое доказательство того, что в каждом вымысле есть доля правды…
Сколько времени потрачено зря, — думал он с горечью, — как постыдно много! Все эти годы, столетия глухоманы были рядом — не враги, а, наоборот, — потенциальные товарищи, соратники, народ, с которым стоило сойтись, познакомиться, и это знакомство могло бы повлиять на нашу жизнь, а может, и на их жизнь тоже. Бесспорно, поселившись на чужой планете, всякий призван познакомиться с ее хранителями. Ведь планет, на которых есть такие хранители, очень мало — может быть, Харизма — единственная в своем роде. Если бы мы знали об этой ее уникальности, все могло бы сложиться иначе…
Глухоман принес домой Декера и Губерта… Но почему Губерт решился на такое? Почему он убил Декера? Теннисон, похоже, не сомневается, что виновником происшедшего был именно Губерт. Возможно, Губерт действовал от имени богословов…»
Феодосию не хотелось, очень не хотелось в это верить.
«Да, — думал он, — я легко поверил, что богословы замешаны в краже кристаллов с записями о рае, но кража и убийство… Как мог робот убить человека? Декера или кого-то другого? Ну, один робот, безумец, это еще как-то можно понять, но если Губерт действовал на стороне богословов, за этим стояли и другие роботы. Значит, их много…» — Мысль об этом мучила Феодосия, в нем боролись гнев и страх.
Теннисон сказал ему — быстро, на ходу, — что Декер мог быть убит потому, что располагал какой-то информацией о рае. Но Теннисон на Харизме был новичком, и как бы он кардиналу ни нравился, тот внутренне сопротивлялся тому, что Теннисон мог верно оценить происходящее здесь. Однако Теннисон был другом Декера, может быть его единственным другом. Декер мог сказать Теннисону, что знает про рай, но какая вера словам Декера? Сам он был человеком ниоткуда. То, что он не прибыл на борту «Странника», Ватикан выяснил давным-давно. Но если не на «Страннике», то как он мог попасть сюда? Сам он об этом помалкивал и ни с кем дружбы не водил, пока не появился Теннисон. Вообще ни с кем о себе не разговаривал.
