Пола Волски - Наваждение
"О, моя бедная храбрая Кэрт".
- Вообще-то, у нее это получилось весьма искусно, тут мне нечем гордиться - ведь я взяла пример с субретки. И когда, значит, канальи привезли нас в "Гробницу" и стали допытываться, кто мы такие, я назвалась собраткой Нинеттой, служанкой графини во Рувиньяк. Поверь мне - я законченная актриса. Не родись я Возвышенной, непременно блистала бы на подмостках. Говор, жесты, манеры - все у меня получилось безупречно. Я сыграла свою роль гениально, и хитрость сработала.
- Ты отказалась от имени, от родных, от своего сословия и наследия крови?
- А что было делать? И нечего, кузина, так передо мной задаваться. Ты что, все эти месяцы разгуливала на воле под собственным именем?
"Справедливо. Но здесь я себя не предала", - подумала Элистэ. Здравый смысл и прямая выгода оправдывали Аврелию. Но забыть высокие нравственные устои Возвышенных? Впрочем, обличать ее теперь не имело смысла. Элистэ всего лишь спросила:
- И графиня промолчала?
- Ну... бабуля... что говорить. - Щеки Аврелии залились краской, которую не мог скрыть даже тюремный полумрак. Аврелия поежилась. - Ты же ее прекрасно знаешь. Какая она бывала жестокая и придирчивая. Нет, она меня не выдала. Зато как посмотрела! Словно я кого убила, если не хуже. А потом, когда мы в тюремном приемнике ждали допроса, - ой, чего она мне наговорила! Как ледяной водой окатила - и обвиняла, и ругала почем зря! Несправедливо! Я ей этого никогда не прощу. Люби она меня, как положено родственнице, ей бы радоваться, что я останусь в живых, а не чехвостить меня за обман! Но бабуля всегда в своем репертуаре. После допроса нас развели по разным камерам - она ведь была Возвышенная, а меня эти канальи приняли за простую. Я ее больше не видела - может, и к лучшему.
"Вот именно".
- Вероятно, другого выхода у тебя не было, - сказала Элистэ. - И все же, при всей твоей хитрости, чудо, что ты еще жива. Тебя, как горничную графини, вполне могли обвинить в монархизме. Даже не верится, что ты уцелела.
- Ну... верно, и осудили бы... даже скорее всего, только за меня заступился Феликс.
- Адвокат Феликс?
- О Чары, какой там адвокат! Надзиратель. Да ты его наверняка видела - он приставлен к этой галерее.
- Немой белый слизняк в прыщах?
- Ты несправедлива, кузина. Конечно, он не из первых красавцев, но вовсе не слизняк, и называть его так после всего, что он для меня сделал, просто стыдно.
- Прости. Но что именно он для тебя сделал? Что в силах сделать какой-то мелкий надзиратель?
- Он выкрал из картотеки протокол моего задержания и допроса. Стало быть, меня здесь нет. По бумагам я не числюсь, значит, меня нельзя осудить. Так что и мелкий надзиратель многое может сделать. Каково, а?
- Поразительно. Прознай кто об этом - не миновать твоему спасителю свидания с Прекрасной Дамой. Зачем ему так рисковать?
- О, да он в меня по уши влюблен. Готов за меня жизнь отдать, как отдал несчастный Байель Он у меня в рабах ходит!
- Ну и ну.
- В рабах, точно!
- Понятно. Но тогда почему ты все еще здесь? Раз нет протокола и обвинения, почему тебя не освободили?
- А мне не нужна свобода. Что мне там делать, на улице? Тут у меня хоть есть кров и стол.
- По-своему ты права, но подумай об опасности. Здесь полно народогвардейцев и Возвышенных, тебя в любую минуту могут узнать. Раз уж этот Феликс так тебе предан, может, он сумел бы помочь...
- Феликс не даст мне уйти. Ни-ни. Стоит мне хотя бы заикнуться о бегстве, и протокол мигом ляжет на стол помощника Главного смотрителя. Феликс твердо пригрозил.
- Значит, он твой враг?
- Вовсе нет. Он меня обожает, в этом вся беда. Ради моей особы он пошел на страшный риск, но поклялся, что ни за что меня не отпустит.
- Не отпустит... Аврелия, какой ужас! Неужели ты... с надзирателем... да нет, ты не могла...
- У меня не было выбора. Не смотри на меня так! Что мне было делать?
- Жалкая несчастная дурочка! За душой у тебя ничего не осталось!
- О Чары, ты совсем как бабуля! Все это чистая глупость. Я ни капельки не изменилась - какой была, такой и осталась.
"Что правда, то правда".
- Зачем тогда менять ко мне отношение? И винить в том, что от меня не зависело? Или, по тебе, лучше бы я погибла? Брось, кузина, не злись на меня. Мне тут живется вполне сносно, да и Феликс не такой уж плохой. Предан мне всей душой, готов для меня на все - иной раз даже приносит шоколадку или пирожное...
- Ох, Аврелия...
- Нинетта. Обо всем мне рассказывает и позволяет бродить по всей тюрьме. От него я узнала, что ты здесь, вот и спустилась тебя проведать.
- Понимаю. Он не говорил, почему меня столько дней держат одну в камере и не передают Народному Трибуналу?
- Ему-то откуда знать! Но говорят, ты закоренелая преступница, а твой дядюшка Кинц злодей и того хуже, и пока он на воле, ты здесь вроде заложницы. Что-то в этом духе. Чего ты такого натворила, кузина, что всех переполошила? Такого ужасного, что тебя заточили в подземную камеру? О Чары, какая мерзкая конура! Окон нет, на полу лужи. А сыро-то как - я вся продрогла. Свечки - и той не дали. Жуть!
- "Гробница" не славится удобствами.
- Послушай, я тебя научу. Когда придет Феликс, ты ему улыбнись - вот так, а голову чуть наклони, чтобы глаза заблестели, - и он принесет свечи. Ты, конечно, очень бледна, кузина, страшно бледна, но, думаю, у тебя получится.
- Боюсь, что нет.
- О Чары, ты упряма, как бабуля, из-за этого и кончишь тем же. Ну да ладно, раз уж ты не хочешь сама себе помочь, попробую за тебя похлопотать. Может, оно и к лучшему - Феликс мне ни в чем не откажет. Но помни, кузина, - Аврелия предостерегающе воздела палец, - ты никому не должна открывать, что мы в родстве.
- Не волнуйся.
- И не злись на меня. Я этого не заслужила. Я не виновата в том, что случилось, ни вот столечки. Ты не злишься?
- Нет, - слабо, но искренне улыбнулась Элистэ. - Не злюсь.
- Ах, кузина, я знала, что ты останешься моей подругой. А теперь прощай. Нужно идти, не то меня хватятся. Жди - скоро у тебя будет одеяло и свечи. Шепну Феликсу пару слов на ушко - увидишь, он мне ни в чем не откажет.
Лицо Аврелии за железными прутьями исчезло. Элистэ слышала, как удаляются ее быстрые легкие шаги. В дальнем конце коридора хлопнула дверь, и снова воцарилось безмолвие, которое нарушал лишь размеренный неумолимый стук капель, падающих на пол с потолка, - словно тикали часы.
Возможно, Аврелия несколько переоценила свое влияние на надзирателя, ибо в тот день одеяло и свечи так и не появились. Зато на следующий день после полудня явился сам Феликс. Элистэ не ожидала его прихода в неурочное время и сразу насторожилась. Не потому ли он объявился, что визит кузины вызвал подозрения? Оказалось, нет. В первый и последний раз надзиратель обратился к ней - голос его полностью соответствовал гнусной внешности. Он пожаловал сообщить великую новость: суд над "бандой Нирьена" наконец завершился. Шорви Нирьену и его сообщникам, должным образом изобличенным и осужденным, предстояла встреча с Кокоттой на закате следующего дня. Выбор столь позднего часа для этого свидания был продиктован соображениями эстетического порядка. Смерть Архиврага Защитника Республики - событие историческое, знаменующее высшее торжество экспроприационизма, - надлежало обставить по всем правилам искусства. Сошлись на том, что на фоне вечернего неба игра огней на рогах Кокотты будет выглядеть особенно впечатляюще.
