Пола Волски - Наваждение
Лежащий на постели старик пошевелился и открыл глаза.
- Вам полегчало, мастер Кинц? - спросил Дреф сын-Цино.
- Голова просто раскалывается. Это ты, мой мальчик? Ох, в глазах все плывет. - Кинц говорил еле слышно. Он поднял дрожащую руку к лицу: - А где очки?
- Вероятно, остались в садах Авиллака.
Дрожащая рука потянулась ко лбу, коснулась повязки.
- А это?..
- Вам угодили камнем в голову. Рассечен висок, большая потеря крови.
- Я ничего не помню.
- Не удивительно. Вы пролежали без сознания целые сутки.
- Да? Неужто? Ну и ну. Как же я здесь очутился, мой мальчик? Не иначе, как меня притащили сюда малышка Элистэ и мастерица Валёр. Верно?
- Нет, только одна Флозина.
- Прекрасно. Позовите ее, я хочу сказать ей спасибо.
- Она отбыла. Полагаю, в провинцию Ворв. Сорвалась, как испуганная голубка. Я ее уговаривал, но не сумел удержать.
- И не стоило, ей требуется побыть в одиночестве, чтобы залечить раны. Разве можно ее винить?
- Можно и нужно. Ей следовало остаться, она перед вами в неоплатном долгу. Меня так и подмывало ее задержать.
- Ни-ни! Забудьте и думать об этом, мой мальчик. Вы поступили бы очень жестоко, а она и без того настрадалась сверх меры.
- Переживания сестрицы Уисса Валёра меня не волнуют. Есть заботы поважнее - например, судьба Элистэ.
- Элистэ? Ах да, пусть девочка навестит меня, мне нужно ее за многое поблагодарить.
- Вряд ли она сможет вас навестить. Она исчезла. Так и не вернулась из садов Авиллака. Я жду подтверждения, но, судя по тому, что мне стало известно, прошлой ночью она наверняка попала в лапы Народного Авангарда.
Дреф говорил спокойно и ровно - как всегда, когда сообщал о большом несчастье.
Кинц отнюдь не отличался подобной выдержкой.
- Не может быть! Ох, быть такого не может!
Старик попытался встать, но тут же, задыхаясь, упал на подушки.
- Успокойтесь, сударь. Вам предписано лежать. Вставать на ноги вам еще рано.
- Как же такое могло случиться?
- Флозина так толком и не объяснила - ей тогда было не до того. Когда вы потеряли сознание, наваждение с народогвардейскими мундирами рассеялось. По просьбе Элистэ Флозина принялась его восстанавливать, и тут появился отряд Народного Авангарда. Флозина лишь краем сознания отметила, что Элистэ куда-то исчезла. По всей видимости, она отвлекла на себя внимание народогвардейцев. Но какой ценой!
- Это моя вина, только моя! - У Кинца на глазах выступили слезы. Зачем я ее туда привел?! Но я и мысли не допускал об опасности - считал, что мое искусство надежно нас защитит. Самонадеянный дурак! И вот теперь Элистэ страдает из-за моей неосмотрительности, моей самоуверенности, моей чудовищной глупости! Как же мне ей помочь?!
- Тише, мастер Кинц. Успокойтесь, соберитесь с мыслями. Бесполезно корить себя, да и бессмысленно - только силы напрасно потратите.
- Как вы можете рассуждать так спокойно, так сдержанно? Разве вам безразлична судьба моей племянницы? Неужели вы за нее не переживаете?
- Сейчас не время предаваться переживаниям - ни мне, ни вам. Лучше подумаем, как ее вызволить.
- Верно, мой мальчик, вы, как всегда, правы. Простите старика, я ведь понимаю - вам она так же дорога, как и мне. Если б у меня в голове прояснилось! А то все спуталось и перемешалось, как в тумане. Я ничего не вижу, это так мне мешает...
- Последствия травмы, но вы оправитесь и, будем надеяться, скоро. Что до очков, то найдем вам другие, это проще простого. А вы тем временем постарайтесь собраться с силами и сосредоточиться па самом главном. Флозина Валёр бежала вместе с моими надеждами использовать ее чародейный дар для освобождения Элистэ и Шорви Нирьена. Флозины нет, но вы-то остались. До сих пор "Гробница" считалась неприступной. Но после того, как я узнал, что вы можете менять внешний вид человека, у меня возникли кое-какие идеи. Вы в силах изменить мой облик, мастер Кинц? Придать мне внешность и голос другого лица?
- Из ныне живущих, мой мальчик? Но кого именно?
- Скажем, Уисса Валёра.
- О, понимаю. Блестящая мысль! Раньше у меня бы, конечно, получилось, но не уверен, что справлюсь с этим в моем нынешнем состоянии. Однако попробуем. Будьте добры, помогите мне подняться.
Дреф подхватил Кинца во Дерриваля под мышки, осторожно приподнял, подсунул под спину подушки и поднес стакан воды. Кинц немного посидел, собираясь с силами, затем опустил голову и начал вполголоса бормотать что-то непонятное. Он бормотал и бормотал; от губительного для магических чар напряжения он даже охрип, на лбу у него выступили предательские капельки пота.
Наконец он замолк, поднял голову и открыл полные слез глаза.
- Не получается, - прошептал он. - Волшебство не дается, все усилия тщетны. Дар покинул меня.
- Вернется вместе с новыми силами, - успокоил Дреф сын-Цино, не позволив прорваться наружу и малейшей тени охватившего его сомнения и глубочайшего разочарования.
- Что будет с Элистэ? Я так боюсь за нее! - расплакался Кинц, и крупные слезы покатились по его серым щекам. - Простите меня, мой мальчик. Ох, как же я виноват!
"Гробница" обманула ее ожидания. Из перешептываний, какие в свое время Элистэ удалось подслушать, явствовало, что заключенные там имеют возможность общаться друг с другом почти без помех. Для многих Возвышенных, которым приходилось скрываться долгие страшные месяцы, отказываясь от имени и от наследия предков, заключение отчасти позволяло расслабиться, перевести дух. Оно хотя бы клало конец неопределенности, страхам, притворству и одиночеству. Тут гибель последних надежд освобождала несчастных от кромешного ужаса, и жертвы революции нередко проводили отпущенные им перед смертью часы в относительном мире, ободряя и поддерживая друг друга.
Но Элистэ была уготована иная участь.
Ее провели в тюрьму через боковую дверь, незаметную, если не тайную. В нос ей ударила неимоверная вонь - тошнотворная смесь кислой грязи, потного страха, дыма, чадящего масла и прежде всего неизбывной застоявшейся сырости. Пахло куда хуже, чем в "Сундуке", - вероятно, потому, что "Гробница" была древнее и ее миазмы вызревали на протяжении веков. Элистэ чуть не задохнулась.
- Пообвыкнешь, бонбошка, - посочувствовал какой-то народогвардеец. Дыши ртом.
Поразительно, но поймавшие ее солдаты, казалось, отнюдь не испытывали к ней ненависти; они, скорее, вели себя как гладиаторы, готовые побрататься с противником после окончания схватки. Впрочем, народогвардейцы могли себе это позволить: каждый из них, несомненно, уже прикидывал, сколько ему достанется из сотни рекко, обещанных за поимку Элистэ во Дерриваль. Добродушие их, таким образом, было вполне понятно.
