Айзек Айзек Азимов - Транторианская империя
— Я искренне огорчен, что мне приходится этому препятствовать. Я бы с радостью помог вам, но земляне — упрямый и гордый народ, которому столетиями приходилось проявлять смирение из-за… отношения к ним в определённых частях Галактики, достойного сожаления. У них есть определённые табу, определённые обычаи, которые даже я не посмею нарушить.
— И радиоактивные зоны…
— Да, они являются одним из наиболее серьёзных запретов. Даже если бы я дал вам своё разрешение, а я сделал бы это с величайшим удовольствием, это вызвало бы лишь беспорядки, которые не только подвергнут опасности вас и членов вашей экспедиции, но и спровоцируют враждебные действия против Земли со стороны Империи. Допустив это, я потеряю доверие моего народа.
— Но я собираюсь принять все возможные предосторожности. Если вы хотите, можете послать со мной наблюдателей… Или же я могу дать обещание не публиковать никаких полученных результатов без предварительной консультации с вами.
— Вы искушаете меня. Ваш замысел очень интересен. Но вы переоцениваете мои возможности, даже если мы оставим в стороне вопрос о чувствах моего народа. Я не обладаю абсолютной властью. Собственно говоря, моя власть весьма ограничена, и все вопросы должны передаваться на рассмотрение Совета Старейших, прежде чем по ним будет принято окончательное решение.
Авардан покачал головой.
— Очень жаль. Наместник предупреждал меня о трудностях, но я всё же надеялся… Когда вы проконсультируетесь со своим Советом?
— Президиум Совета соберётся через три дня. Не в моих силах изменить повестку дня, так что, возможно, пройдёт несколько дней, прежде чем будет обсужден ваш вопрос. Скажем, неделя.
Авардан рассеянно кивнул.
— Хорошо. Между прочим, ваше превосходительство…
— Да?
— Я хотел бы встретиться с одним учёным, живущим на вашей планете. Доктор Шект из Чики. Поскольку я уверен, что он человек занятой, не могу ли я попросить у вас сопроводительное письмо?
Премьер-министр заметно сосредоточился и некоторое время молчал.
— Могу ли я спросить, с какой целью вы желаете его видеть? — проговорил он наконец.
— Конечно. Я читал об изобретенном им приборе, который он, кажется, назвал Синапсайфером. Дело касается нейрохимии мозга и может оказаться весьма интересным для одного моего замысла. Я занимался работой по разбиению человечества на энцефалогические группы, знаете, по различным типам мозговых токов.
— Ухм… Я кое-что слышал об этом изобретении. Кажется, ему не удалось добиться успеха.
— Что же, возможно, вы правы, но он специалист в этой области и может быть мне очень полезен.
— Понимаю. В таком случае письмо для вас будет приготовлено. Конечно, вы не должны упоминать о своих намерениях в связи с запретными зонами.
— Разумеется, ваше превосходительство. — Авардан встал. — Благодарю вас за любезность и могу лишь выразить надежду, что Совет Старейших будет благосклонен к моим замыслам.
Секретарь появился сразу после ухода Авардана. На его губах застыла свойственная ему холодная злобная улыбка.
— Отлично, — проговорил он. — Вы держались отлично, ваша светлость.
Премьер-министр мрачно посмотрел на него.
— Зачем он хочет встретиться с Шектом?
— Вы удивлены? Не стоит. Всё прекрасно согласуется. Вы заметили его холодность, когда вы отказали в его просьбе? Была ли это реакция учёного, переживающего, что нечто без всякой причины ускользает из его рук? Или же это была реакция человека, сыгравшего свою роль и довольного, что дело уже сделано? И снова странное совпадение. Шварц убегает и пробирается в Чику. На следующий день здесь появляется Авардан и после равнодушной болтовни о своей экспедиции между прочим упоминает, что направляется в Чику, чтобы встретиться с Шектом.
— Но почему он сказал об этом, Балкис? Это выглядит безрассудно.
— Потому что вы прямолинейны. Представьте себя на его месте. Он считает, что мы ничего не подозреваем. В подобных случаях победу приносит искренность. Он отправляется на встречу с Шектом. Отлично! Он откровенно говорит об этом.
Он даже просит письмо. Что может быть лучшей гарантией его честных и откровенных намерений? И это поднимает другой вопрос. Шварц мог обнаружить, что за ним следят. Но у него не было времени предупредить сообщников, иначе перед нами не разыгралась бы эта комедия.
Секретарь прищурил глаза, закончив плести свою словесную сеть.
— Трудно сказать, сколько времени пройдёт, прежде чем отсутствие Шварца покажется им подозрительным, но, по крайней мере, Авардан за это время успеет встретиться с Шектом. Мы схватим их вместе, и они не смогут выкрутиться.
— Сколько у нас есть времени? — спросил премьер-министр.
Балкис задумчиво посмотрел на него.
— Пока точно ответить нельзя, а с тех пор, как стало известно об измене Шекта, мы утроили скорость приготовлений, и всё идёт хорошо. Мы ждем лишь математические расчёты необходимых орбит. Несовершенство наших компьютеров задержит нас. Что же… Теперь это вопрос всего нескольких дней.
— Дней?! — Это было сказано тоном, в котором странно смешались торжество и ужас.
— Дней! — повторил секретарь. — Но помните, что всего одной бомбы за две секунды до нулевого времени будет достаточно, чтобы остановить нас. И даже после этого будет период от одного до шести месяцев, в течение которого возможен ответный удар. Так что мы ещё не в полной безопасности.
Несколько дней! И начнётся небывалая в истории Галактики битва, и Земля атакует всю Империю.
Руки премьер-министра слегка дрожали.
Глава 14
ВТОРАЯ ВСТРЕЧА
За два месяца, прошедшие со дня, когда Синапсайфер Шекта был испытан на Шварце, физик неузнаваемо изменился.
Он похудел, стал больше сутулиться, изменилось его поведение — он стал рассеянным, напуганным. Он замкнулся в себе, начал избегать даже ближайших сотрудников, которых сторонился столь явно, что это было заметно всем.
Лишь с дочерью Шект был откровенен, возможно, потому, что и она как-то ушла в себя. Старалась быть незаметной на работе.
— Они следят за мной, — говорил он. — Я это чувствую. Я ни на минуту не могу оставаться один. Всегда кто-нибудь рядом. Они не хотят даже, чтобы я писал отчеты.
И Пола это чувствовала, но, чтобы подбодрить отца, вновь и вновь повторяла:
— Но в чём они могут обвинить тебя? Даже если ты и провёл эксперимент на Шварце, не такое уж страшное это преступление. Они бы просто вызвали тебя «на ковер» за это.
Однако он бормотал с бледным лицом:
