Тимур Литовченко - До комунизма оставалось лет пятнадцать-двадцать
* * *
За дверью грохнуло, Аня пронзительно завизжала. Запахло паленым. Тяжело затопали взрослые, загалдели. Сжимая в руках выпускную фотографию, Света вышла в коридор. Оказалось, мальчишки во главе с Ростиком устроили не совсем удачный запуск самодельной космической ракеты, за что были несильно (ради праздничной встречи родителей) отшлепаны и водворены в детскую "под домашний арест". Ничего страшного. Тетя Рита и дядя Игорь в четыре руки вымакивали тряпками воду, оставшуюся на полу после скоростного тушения микропожара. Девочка терпеливо дождалась, пока они освободятся, не зная с чего начать, без обиняков спросила мужа тети Риты: - А кто это такой? - ткнула пальцем в нижний ряд группового фото и виновато пояснила: - Я там "Пионер" смотрела, достала случайно. Дядя Игорь окинул Свету с фотографией торопливым взглядом, сказал: "Айн момент!" - вымыл в ванной руки, вернулся, посмотрел на портрет Юрия Петриченко уже гораздо более осмысленно и ответил почти не скрывая неприязни: - Это Юрка. Только я с ним не дружил особо, да и никто из наших, кажется, не дружил. Хлюпик он был, этот Юрик-жмурик. Что называется, соплей перешибить можно, извини за грубость. - А что с ним стало? - спросила девочка. Из кухни тетя Рита крикнула, чтобы дядя Игорь шел помогать ей. Он прокричал в ответ: "Сейчас бегу!" но вместо этого опустился на корточки перед Светой, внимательно посмотрел ей в глаза и спросил: - Почему ты решила, что с ним что-нибудь СТАЛО? Света молчала, не зная, что ответить. Дядя Игорь покусал немного нижнюю губу и задумчиво сказал: - Но ты права, как ни странно. С ним действительно СТАЛО. Он погиб. Девочка широко раскрыла разом забегавшие глазки и прошептала: - Где? Когда? - А ты что, знала его? - с сомнением спросил дядя Игорь. Света упрямо молчала. Из кухни донесся отчаянный крик тети Риты: "У меня чайник крутого кипятка, я не могу так стоять!" Дядя Игорь взял ладони девочки левой рукой, правой погладил их и морщась тихо проговорил: - В общем вот что. Положи на место фотографию. Сегодня не у нашего класса вечер встреч, и нечего приплетать сюда моих ребят. Сейчас будет чай с тортом... Света посмотрела на него жалобно. Тетя Рита на кухне была близка к тому, чтобы начать ругаться. - Иди в детскую... Ах да, там же Ростик с ребятами! Они наказаны и должны быть одни,- дядя Игорь всплеснул руками, неожиданно признался: - В общем, погиб Юрка. При КУРЕНЕВСКОЙ ТРАГЕДИИ... А мне некогда, не приставай! Сейчас торт будет,- и умчался на кухню. Торт действительно был, и не один. И в снежки они потом все вместе играли, родители и дети. Дядя Игорь к Свете не подходил, более того, почему-то ИЗБЕГАЛ ее. Девочка наслаждалась чаепитием (кофе детям все же не дали, зато большие куски "Киевского" и "Космического" с лихвой компенсировали этот досадный недостаток), хохотала, швыряя в лицо дяде Яше и дяде Севе (и с особым удовольствием - противному толстому дяде Славе) пригоршни пушистого снега... и однако некий ЧЕРВЯЧОК точил ее подсознание весь остаток дня. Поэтому сидя рядом с папой в полупустом троллейбусе она после долгих раздумий все же отважилась спросить: - Папка! А, па-ап... А что это за Куреневская трагедия? Отец посмотрел на нее таким же точно мутным взглядом, как торопившийся на кухню дядя Игорь, пьяно ухмыльнулся и сказал: - До чего ж ты настырная, Светка! Вся в меня. И охота тебе про всякую гадость расспрашивать?! Пятнадцать лет, понимаешь ты, пятнадцать лет сегодня, а ты мне все настроение портишь! Едем, и хорошо. Дома вот "Кабачок" покажут, пани Монику, пана Спортсмена, пана Директора. Может, пан Зюзя про зайцев что-нибудь отмочит. А, Светик? Помнишь, как в прошлый раз: "И тогда заяц подскочил к волку и произвел укушение в нижнюю часть спины". Отец слишком громко захохотал, немногочисленные пассажиры начали оборачиваться и неприязненно смотреть на подвыпившего мужчину, то есть на папу. Девочка поняла, что толку сейчас от него никакого, по-взрослому вздохнула и спросила: - А когда в следующий раз вы соберетесь? Отец хитро подмигнул ей, погрозил пальцем. - Что, охота опять со мной пойти? То-то! Ладно, возьму. Кто старое помянет, тому, как говорится, глаз вон. Заметано, беру. - Так когда, папка? - Света обняла отца, прижалась щекой к мокрой от растаявших снежинок ткани его пальто и доверчиво заглянула в глаза. - На двадцатилетие, через пять лет. Девочка только вздохнула. Целых пять лет ждать, чтобы вновь поговорить с дядей Игорем! Раньше бы это устроить, но... вряд ли удастся. А жаль...
СОН ЧЕТВЕРТЫЙ. Парадная экзекуция
- Ось тут, диты, й поховано вэлыку дочку украинського народу, нашу выдатну спиввитчызныцю, поэтэсу Лэсю Украинку, справжне имья якои Ларыса Пэтривна Косач-Квитка. Школьники стояли полукругом перед невысокой черной оградой, в которой кроме Леси Украинки спали вечным сном Михаил Петрович Косач, Петр Антонович Косач и Ольга Петровна Косач (она же Олена Пчилка), а учительница украинского языка и литературы Ольга Васильевна рассказывала им о жизни и деятельности поэтессы, о вкладе семьи Косачей в развитие культуры украинского народа, не забывая цитировать выдержки из работ Ленина. Свете могила не понравилась. Нет, все здесь было очень торжественно, выдержано строго в черном и золотом тонах, около памятника - букетики живых цветов, дорожки чисто подметены, везде расставлены указатели: "К могиле Леси Украинки". Однако чрезмерная торжественность претила. Девушка не могла отделаться от мысли, что эти вот четыре человека вовсе не рассчитывали на то, что учительницы украинского языка и литературы станут водить к ним оболтусов-школьников и пэтэушников. Не желали этого и похороненные вокруг. Все они просто хотели навеки успокоиться и мирно почивать на Байковом кладбище, куда не долетал шум большого города, кроме разве скрипа трамваев и негромкого перестука железнодорожных составов. Впрочем, если "чугунка" в начале века, возможно, здесь уже была, то трамваи вряд ли ходили... А может и ходили, Света не знала наверняка. Во всяком случае, такие вот экскурсии точно не проводились. Вообще-то, Ольга Васильевна молодец. Если украинская литература даже не стояла в расписании последним уроком, она менялась с какой-нибудь учительницей и раз-другой-третий в году водила ребят по всяким интересным местам. В прошлом году, когда по программе было "Слово о полку Игореве", Ольга Васильевна прокатила их класс на фуникулере, провела по Андреевскому спуску в маленький садик на Красной площади и вдруг сообщила, что Андреевский спуск назывался давным-давно Боричевым взвозом, а в земле садика под скамеечками, под огромными каштанами, травкой и увенчанной облупленным гипсовым бюстом Мичурина клумбой находятся остатки церкви Богородицы Пирогощей; значит, именно этим путем и именно сюда шел князь Игорь молиться после неудачного своего похода и побега из половецкого плена. Минувшей осенью, когда они начали проходить произведения классиков демократической литературы дооктябрьского периода, первым из которых был Нечуй-Левицкий, учительница водила ребят во Флоровский монастырь и рассказывала, куда бежала героиня "Кайдашевой семьи" Мелашка после одного из диких семейных скандалов. "Конотопскую ведьму" и "Сто тысяч" они смотрели в театре имени Ивана Франко, "Наталку-Полтавку" слушали в Оперном. Молодец Ольга Васильевна, что и говорить! Только вот с кладбищем... Впрочем, у Светы просто было ОСОБОЕ отношение к кладбищам, связанное с (неудобно говорить!) ВИДЕНИЯМИ, случавшимися у нее во время каких-то странных припадков. Их было всего два или три в ее жизни. Насчет первого, самого раннего Света сомневалась, было ли оно вообще, так давно это произошло и так мало девушка помнила. Просто ночью ей приснился кошмар (либо подчиняясь прихоти странной детской фантазии она ВБИЛА СЕБЕ В ГОЛОВУ, что приснился), и если бы во второй и в третий раз действующие лица не были теми же самыми, Света вряд ли что-либо вспомнила. Однако самое худшее заключалось вот в чем: