Журнал «Если» - «Если», 1998 № 09
Наступила осень. Элиза училась, как прилежная восковая кукла. Ей ставили «хорошо» по всем предметам. Ее мяч лежал под кустом. Несколько крупных облетевших листьев прикрыли его от посторонних глаз; Элиза знала, что никогда больше не возьмет его в руки.
…Рокот вертолета раздался, когда девочки сидели на уроке. Все, кроме Элизы, вскочили с мест и прилипли к окнам — хотя из-за стены кипарисов ничего не было видно. Учительница выждала минутку, прежде чем призвать пансионерок к порядку, но ученицы ерзали, дожидаясь конца занятий.
* * *— Ты что, больная?! — Даниэлла была вне себя. — Это же Игра!
Элиза лежала на кровати, закинув ноги на спинку:
— А что, есть такой закон, обязывающий меня играть? Передай господину попечителю, что у меня болит живот. Нет, лучше скажи, что я должна делать уроки… Нет, ничего не говори, я скажу сама.
После того как испуганная Даниэлла ушла, Элиза укрылась пледом и заплакала. В рваном полусне ей виделся мячик — неясные линии, голубая пелена… Голос из репродуктора объявлял посадку на рейс одиннадцать ноль пять, Элиза чуть сжимала пальцы — пелена атмосферы исчезала, очертания материков стирались, металлический вежливый голос запинался — и номер рейса оборачивался перечнем бессмысленных цифр.
Потом вернулся давно забытый сон. Ей снилось, что она ткет ковер. Она видела бесконечное множество нитей, тянущихся откуда-то сверху, со станка. Нити переплетались, стягивались в узелки, она расплетала их и связывала снова, натруженные пальцы болели…
«Я тку свою судьбу». Нити путались. Элиза распускала и стягивала узелки, и плакала, потому что узор не складывался…
Слезы высохли на ресницах. В соседней кровати мирно сопела Даниэлла. Глухая ночь. Элиза села на постели — она так и спала, не раздеваясь. Рывком поднялась, открыла дверь в лоджию. Под темной стелой кипариса неподвижно стоял мужчина в светлой рубашке и светлых брюках.
— Ты напрасно злишься на меня, Элиза…
— Я не злюсь… Я вас ненавижу. Вы хозяин марионеток. Мы Играем для вас. А для себя не имеем права. Мы переиначиваем мир для вас, а для себя не смеем исправить ничего…
В особняке было тихо. И в парке было тихо. Элиза вцепилась в решетку, отделявшую лоджию от парка. Медленно сползла по ней на холодный пол.
— Пусть они просто опоздают на самолет. Пусть опоздают…
Пусть…
— Это невозможно. Здесь Трон, и ты не меняешься. Если исполнить твое желание, ты исчезнешь отсюда, не будет причин оказаться здесь… может возникнуть самопроизвольное изменение, чтобы не рухнуло равновесие… И твои родители все равно погибнут, чтобы ты появилась здесь. Иначе… Я даже боюсь представить себе, в какой ступор впадает мироздание…
— Отвезите меня на материк!
— Это невозможно! Мир меняется, и теперь там, на материке, ты была бы на два месяца старше, тебя звали бы Ксенией и твои волосы… Впрочем, в любом случае это была бы не ты.
В комнате, за прикрытой дверью, шумно дышала спящая Даниэлла.
— Мы в тюрьме? Никто из девочек никогда не покидает остров?!
— Глупости. Все вырастают и уезжают. Но никто из вас не в силах переиграть свою судьбу. Даже если бы я это разрешил.
* * *Выпал снег и тут же растаял. Элиза знала, что на Троне снега — большая редкость. Пансионерки не то чтобы сторонились ее — не замечали. Она стала непонятным существом, ибо кто же сам откажется от Игры, умея так играть?!
Господин попечитель по-прежнему приезжал раз в месяц. Девчонки визжали и прихорашивались; в день Игры Элиза всякий раз ложилась спать пораньше — и всякий раз не смыкала глаз почти до рассвета.
А однажды не выдержала и пошла в глубину парка, к павильону. Взобралась по спиральной лестнице и заглянула в окно: внизу горели светильники и плели свою паутину летящие мячи, и ни один не касался другого.
— Я! Знаю! Пять! Интересных! Чисел!..
Мячи смолкли. Красавица Диана из старшей группы вскинула руку — ее мяч на секунду замедлил падение. Элиза не знала, видит ли Диана в этот момент светящийся голубой шарик. Играющая девочка назвала какое-то число. Где-то треснула ткань мироздания, и тут же выступила сукровица, спеша затянуть трещину, восстановить целостность…
Господин попечитель, который казался в толпе резвящихся детишек не то таким же игроком, не то благодушным Крысоловом, поднял голову и безошибочно поймал Элизин взгляд.
* * *Внизу, под обрывом, негромко шумело море. Темная тень акации нависала над чашей старого фонтана.
— Элиза, хочешь, поедем со мной? Хочешь, я удочерю тебя? Ты увидишь мир. Ты будешь жить, где захочешь, и учиться, чему пожелаешь.
— Я боюсь вас.
— Неправда. Ты уже давно никого не боишься.
— Почему вы относитесь ко мне не так, как к другим?
— Сейчас я не смогу объяснить. Потом, через много лет, ты сама поймешь. Ты тревожишь меня. Беспокоишь. Слишком многое… меня мучит, Элиза.
Было холодно. Круглая лужица на дне фонтана подернулась тонкой ледяной корочкой.
* * *Она стояла перед зеркалом, глядя в собственное незнакомое лицо. Она была старше себя. Взрослее тех девчонок, которым уже шестнадцать. Говорят, так бывает… И она рано постареет. Если бы не рейс одиннадцать ноль пять — она не была бы такой старой! Она отвернулась от зеркала. Отбросила его от себя; в глубине комнаты ждала процессия из нарядных женщин и торжественных мужчин. И она пошла по коридору из радостных людей, а рука ее лежала на сгибе локтя идущего рядом мужчины. Она не видела спутника, но ощущала ритм его шагов. Впереди ждала низенькая, увитая цветами тумбочка, из памяти всплыло слово — «алтарь»… Разве алтарь такой?.. Нарядные люди, полумрак, переполненные скамьи… Плотная, пышная людская цепь — и внезапная пустота, два свободных места, как будто из цепи вырвали звено…
…Она плетет ковер. И раз за разом пытается затянуть безобразную дырку, зияющую прямо в центре узора…
Два пустых бокала за праздничным столом. Темнота. Серый рассвет, пробивающийся из лоджии. Посапывание Даниэллы. Утро.
* * *Госпожа Кормилица долго трясла ее руку и заглядывала искательно в глаза. Ее вещи были уложены еще вчера, и вместо двух сумок, с которыми Элиза приехала на Трон, поклажи оказалось на четыре больших чемодана.
Госпожа Кормилица улыбалась, и на дне ее глаз Элиза обнаружила печальную зависть. Сегодня вечером они улетят вместе. Сегодня вечером. После Игры… Сегодня вечером она бросит свой мяч с обрыва. Выбросит вместе с остатками детства, и призрак той давней наивной надежды тоже полетит в пропасть — но прежде Элиза наиграется всласть, и, может быть, ей посчастливится напоследок увидеть вместо облезлого мячика голубой шар с очертаниями материков…
