Сергей Герасимов - Власть подвала
Бог может знать о ней, но ощущать ее не может. С его точки зрения боль – это весьма полезный электрический ток. Поэтому он и включает этот ток при первой же возможности. Но почему я думаю о боге? Причем здесь бог? Он наверняка ведь не приложил руку к тому, что случилось.
Мы ехали довольно долго, я философствовал, блуждая и блуждал, философствуя, стараясь отвлечь себя от единственной мысли, гвоздем вбитой в мозг. Кроме этого, я запоминал дорогу. Кто знает, может быть, еще прийдется возвращаться.
21
Я отсутствовал около семи дней. Дома ничего не изменилось, только стало больше порядка. Полы оказались вымыты, посуда стояла аккуратной стопкой, засыхавшие растения на подоконнике теперь зеленели.
– Как я веду хозяйство? – спросил Бецкой.
– Волшебно. Впервые встречаю мужчину с таким талантом.
– Честно говоря, здесь побывала женщина, и даже не одна, – сказал он. – Или вас это шокирует?
– Ничуть. Люди имеют действительно уникальную в нашем мире возможность дарить друг другу и себе самим неограниченное никакими естественными пределами и, к тому же бесплатное, счастье. Или хотя бы удовольствие. Но они обычно делают это в пошлой, извращенной, или скомканной форме – или не делают вообще.
– Совершенно с вами согласен. Чем больше женщин, тем лучше. Хотя естественный предел все же ограничивает… Да, я не хотел уходить, не дождавшись хозяина.
– Это очень любезно.
– Дело не в любезности. Но, для начала, как ваши дела?
– Отлично, – ответил я.
– Вас сильно били?
– А разве заметно?
– Заметно.
– Зато заработал полный карман денег. Любишь кататься, люби и силу трения.
Издержки производства.
– А как насчет второго кармана? – спросил он. – Не хотите ли наполнить и его? Причем без всякого мордобоя?
– Если это деловое предложение, то я слушаю.
– У меня есть заказ, – сказал Бецкой, – причем очень сложный заказ, почти безнадежный. Я должен уничтожить две небольших фабрики. Пока это лишь экспериментальные фабрики, но они уже мешают многим большим людям.
– Или большим негодяям? – уточнил я.
– Это одно и то же. В большинстве случаев.
– А какое производство?
– Да уж не детские велосипеды.
– Оружие? – предположил я.
– Оружие люди покупают, а не делают.
– Тогда наркотики?
– Нечто в этом роде.
– Не понимаю. Как может быть «нечто в этом роде»?
– Какое самое приятное ощущение вы знаете? – спросил он.
– Что-нибудь из области любви или секса?
– Нет. Самые приятные ощущения испытывает человек, умирающий от жажды, когда ему позволяют выпить стакан воды. Ничего лучше на земле нет и не будет.
Второе по силе приятное ощущение получает человек с некоторыми кожными болезнями, когда он расчесывает свои струпья. Особенно, если он расчесывает их после долгого перерыва. На третьем месте стоят традиционные наркотики. И лишь на четвертом его величество Секс. Так вот к чему я веду. Можно создать кожный наркотик. Человек сыплет порошок на кожу, ждет пару минут, а потом расчесывает присыпанное место. При этом он воет от восторга, воет как зверь, катается по полу и грызет ножки стульев от наслаждения. Что-то в таком роде. Подобную силу удовольствия не дает ни любовь, ни наркотик. Кстати, и любовь и наркотики воздействуют на одни и те же центры в мозгу.
– Вы медик?
– Заканчивал училище, как ни странно.
– Тогда появятся кожные наркоманы? – сказал я.
– Они все равно появятся. Они будут расчесывать себя до голого мяса. Их будут принудительно лечить, садить в тюрьмы и так далее. Но, если уничтожить фабрику сейчас, все это случится позже.
– Я только за. Но вы говорили о двух фабриках.
– Удивительно, – сказал Бецкой, – удивительно, что никто раньше не додумался до этого. Вы когда-нибудь брали в руки мухомор?
– Нет. Он ведь очень ядовит?
– Условно ядовит. Большинство мухоморов съедобны. А императорский мухомор считается вкуснейшим съедобным грибом на свете. Но он у нас не растет. В наших лесах растут обычные красные мухоморы.
– Они тоже съедобны?
– Они ядовиты, но не смертельно. Они дают чувство опьянения, которое на сто процентов совпадает с опьянением от водки. Вместо водки можно пить отвар из мухоморов. Не будет разницы.
– Тогда почему…
– Не знаю. Наверно, легче сходить в магазин, чем в лес. Но вполне можно наладить производство безалкогольной мухоморной водки. Такая водка может быть даже сухой: если жевать сухие мухоморы или даже мухоморную муку, то результат тот же самый. Можно даже пирожки печь из такой муки, если придумать технологию.
Но более того: в Сибири есть вариант нашего красного мухомора, который вместо опьянения дает сильное эйфорическое состояние. Точно также, как и наркотик. По виду этот мухомор совсем не отличается от нашего, обычного. Его можно завезти в наши края и выращивать как вешенку. Это будет в тысячу раз дешевле маковой соломки.
– Но вам нужно найти две фабрики, – сказал я. – Это двойная работа.
– Обе будут рядом. Они принадлежат одной и той же фирме, потому что оба изобретения сделал один и тот же человек. Он же и полностью разработал технологию.
– Тогда он гений.
– Да.
– А если он гений, то сделает еще и другие открытия, – предположил я. – Его нужно обезвредить.
– А вот это не мое дело, – сказал Бецкой. – Я делаю только то, за что мне платят. Но думаю, что его захотят не обезвредить, а перетянуть на свою сторону.
– Тогда сформулируйте вашу проблему. Как можно точнее.
– Найти фабрику. Хотя бы одну из них. С остальным я справлюсь. Я слышал, что экстрасенсы могут найти исчезнувшего человека, просто посмотрев на карту.
Сделайте что-то вроде этого.
– Но я не даю полной гарантии.
– Никто не дает полной гарантии, даже палач.
Я порылся в шкафу и нашел карту области. Конечно, как только речь зашла о мухоморах, я сразу вспомнил дом в лесу и изобильные грибочки вокруг него. Они не могли так распространиться сами. Значит кто-то возился с ними. Пусть даже фабрика была не там, но там была зацепка.
Я разложил карту на полу, потому что для стола она была слишком обширна, и начал искать. Я вспоминал и проверял по карте все повороты дороги. Да, вот он.
Это может быть только этот лес. Масштаб: в одном сантиметре триста метров. Тогда лес будет километра четыре в поперечнике. Дом был у самого края, у южного края леса, судя по солнцу. Вот здесь.
– Вот здесь, – сказал я. – Вот здесь это место, тут карта слегка протерлась, но я обозначу карандашом.
– Не надо!
– Почему?
– Останется вещественное доказательство. Если бы вы отметили это место карандашом, карту пришлось бы сжечь. Позвольте, я сориентируюсь. Там есть дорога?
