Тимур Литовченко - Число зверя, или Лейтенант дьявола
Итак, эта книга не принадлежала Анчихристу.
Это Данина книга!
Новичок внимательно перелистал страницу за страницей и обнаружил множество подчёркиваний, зачёркиваний, обведенных слов, а также замечаний на полях: "Бред", "Дрянь", "Здесь", "Ага, признался!", "Вот!", "Да ну?!" выполненных исключительно рукой деталировщицы.
Помчался на кухню, заметался по квартире и убедился, что не только розовой - даже белой дорожки не было ни в одном месте! Анчихрист не сделал их, потому что не считал нужным пускать женщин даже на порог своей одинокой квартиры. Он был убеждённым холостяком, и Даня сюда не входила.
Следовательно, он ходил к Дане!
А с какой стати ему не быть там сейчас... Вот почему эта сука так просила не играть с Анчихристом, вот почему не отворила дверь!..
Взбешённый новичок запустил проклятой книгой в стену, повалился на софу и добрых двадцать минут молотил кулаками ни в чём не повинную подушку. Потом встал, пошатываясь побрёл на кухню, разыскав в пенале початую бутылку тёплой водки, единым духом осушил её, даже не подумав предварительно охладить, потушил свет и не раздеваясь рухнул на софу.
Спал однако плохо. Ночью его дважды тошнило, потому что водку он совершенно не закусил. Кроме того, юноша часто просыпался и подолгу лежал с открытыми глазами. Но даже когда удавалось заснуть, виделась ему всяческая дрянь.
То снилось, что он наблюдает за любовными играми Дани и Анчихриста. Но вот приходит Арамис, почему-то одетый в мундир полицейского и арестовывает его, потому что новичок ни с того ни с сего оказывается женщиной, незаконно ступившей на голубую мужскую территорию Анчихристовой квартиры. И вот юноша в тюрьме. А затем его казнят, бросая в пасть чудовищу, имеющему бесстрастную внешность Брахмапутры, но исполненному внутри разъедающих всё и вся паров влажного хлора и отвратительных нечистот...
То виделся искушающий, жаждущий любовных битв монстр, сплошь состоящий из сросшихся воедино тысяч грудей, ручек, ножек, пухленьких попок и миленьких женских "норок", укрытый к тому же тысячью ртов в самых неожиданных местах. Все эти соблазнительные части были конечно же взяты от Дани, размножены и соединены каким-то загадочным способом, все они были умащены благовониями, разрисованы извивающимися стрелками и манили, манили к себе. А он в ужасе бежал, потому что не был в состоянии совершить титанический подвиг, совокупившись с таким количеством органов, пусть даже самых соблазнительных и желанных. Но монстр настигал его и тысячью нежных Даниных голосков, сливавшихся в лавиноподобный рёв, грозился раздавить, разорвать и поглотить истерзанные останки, если он не подчинится...
То казалось, что мстя за свою смерть, Анчихрист ловит его сетью, связанного швыряет к ногам Дани. Девушка протыкает его вертелом как цыплёнка, целиком жарит на медленном огне и с наслаждением съедает прежде всего ту часть, которая отличает мужчину от женщины. Юноша с ужасом и отвращением видит, как жемчужные зубки впиваются в его "достоинство", как с губок деталировщицы стекает перламутрово-белый сок... Но тут случается невероятное: из-за съеденного органа Даня оказывается беременной! Она должна вот-вот родить и умоляет его немедленно выдать деньги по страховке, потому что она ведь сохранила девственность, в чём просит убедиться немедленно, так как новичок не изжарен вовсе и не съеден, а жив-здоров и является к тому же главным акушером страховой компании. Однако пока он с замиранием сердца приближается к застрахованному "сокровищу", у Дани отходят воды, она начинает тужиться, кричать и умолять о помощи, а дитя всё не может появиться на свет, и меж прелестных ножек деталировщицы то покажется кудрявая головка, то уйдёт обратно в её тело. Тогда он смело хватает щипцы и пытается не дать головке скрыться, но действуя чересчур усердно, отрывает её. Тогда головка ребёнка вдруг почему-то оказывается головой Анчихриста с горящими глазищами и длинными-предлинными клыками. А Даня садится, заливисто хохочет, берёт оторванную голову прямо за кровоточащий обрубок шеи и подаёт ему со словами: "Сей есть сын твой возлюбленный! Прими его, яди его, пей его во веки веков..."
Надо ли поэтому описывать состояние новичка на следующее утро! И надо ли говорить, что придя на работу, он прежде всего взял у Тольтоля чистый лист бумаги и написал заявление об увольнении по собственному желанию (к счастью, уволиться было легко и просто, так как новичок поступал на работу без всяких рекомендательных анкет). Далее достал из нижнего ящика стола кульки и сложил в них чай, кофе, сахар, кипятильник, чашку и прочие столь необходимые для нормальной работы принадлежности, что указывало на окончательно окрепшую решимость безотлагательно исчезнуть отсюда.
- Уходишь, - с потаённой грустью сказала наблюдательная Даня, сразу же бросившая очередную выкройку, едва новичок зазвенел банками и чашкой. - И даже одиннадцатичасового чая не дождёшься?
- Дождёшься тут... на свою голову... - зло сказал он.
- Цыганок...
Но юноша не счёл нужным объясняться далее с деталировщицей. Нет, определённо права Баба Ню: Даня просто распоследняя шлюха, вот она кто! Прочь, прочь от неё, прочь отсюда...
Однако уйти немедленно новичку не удалось. Прежде всего, в комнату ввалились здоровенные, под стать отсутствовавшему до сих пор Анчихристу грузчики, которые унесли электронный шоу-кульман Арамиса, заменив его обыкновенным ручным. (Кстати, Арамис сегодня то ли вновь опаздывал, то ли вообще решил не приходить на работу.) После них пожаловали маляры, которые перекрасили первую голубую дорожку в зелёную. Похоже, Арамис сегодня в самом деле не появится, в противном случае Россинант вряд ли прислал бы маляров! Что же с ним случилось?
Затем, дабы развеять тягостное впечатление от внезапно объявленной "чёрной" субботы, Рододонт Селевкидович пожелал выдать недельную зарплату с самого утра, а не вечером. О двойной победе новичка он, разумеется, знал, поэтому кроме тощего "законного" конвертика протянул ему также деньги Арамиса и Анчихриста. Новичок вернул первый чужой конверт со словами: "Я простил ему долг", - а вот второй взял. В дороге лишние деньги не помешают, мало ли что произойдёт! Хотел тут же отдать начальнику заявление, но обнаружил, что позабыл его на столе. Пришлось возвращаться.
Дверь в комнату была распахнута. Очнувшийся наконец йог, которого вчера вечером убрали в самый дальний угол двора, чтоб не мозолил проходившим глаза обращённым к небу и утыканным кнопками задом, пытался протащить в комнату доску от кульмана. Новичок помог ему, и когда доска была привинчена на место, Брахмапутра решительно потребовал объяснить отсутствие в комнате двух сотрудников и изменения на рабочем месте Арамиса. Пришлось рассказывать йогу всё, что произошло за время его пребывания в самадхи. Брахмапутра слушал внимательно, не пропуская ни слова, потом медленно подошёл к забытой всеми игровой таблице, сдвинул указатель на последнюю графу, задумчиво протянул:
