Брайан Стэблфорд - Земля обетованная
Я не любил разговаривать с Линдой об анакаона, когда они находились в пределах слышимости, а возможность проинформировать себя во время пути от главной дороги я упустил. Лучшим источником информации, который был сейчас в моем распоряжении, являлся, конечно, Майкл. Поэтому я отстал, чтобы оказаться рядом с ним. Эва и Мерседа шли теперь прямо передо мной, а Линда и Макс маршировали в некотором отдалении за длинноногим Данелем.
Майкл нес груза больше, чем Мерседа или Данель, и, казалось, осиливал его без труда, но мне это разделение труда представлялось странным.
— Приличный груз вам приходится таскать весь день, — сказал я, чтобы завязать разговор.
— Для меня это пустяк, — ответил он.
— Вы всегда так странствуете? — осведомился я. — Я имею в виду, когда идете с Данелем на охоту.
— Да, — сказал Майкл. — Данель должен иметь возможность быстро передвигаться.
— Значит, пауки очень опасны? — продолжал я пытать его.
— Вообще-то нет. И мы скорее ищем их, чем избегаем.
— А зачем вы охотитесь на пауков? Какая от них польза?
— От них никакой пользы, собственно, нет, — признался Майкл. — Мы могли бы использовать их для изготовления деталей одежды и некоторых других вещей, а также можно есть мясо. Но все, что мы получаем от пауков, нам могут дать люди «Зодиака».
— И вы с большим удовольствием используете вещи «Зодиака», чем свои собственные?
— Они лучше, — твердо сказал Майкл.
— Но Данель охотится на пауков, — продолжал я. — Он носит эту пластину на груди, которая изготовлена, видимо, из паучьего панциря или скорлупы, или как там это называется.
— Данелю нравится охотиться на пауков, — объяснил Майкл.
— А люди «Зодиака» ему не нравятся?
— Может быть.
Это был дипломатический ответ.
— И вам доставляет удовольствие охотиться с ним? — дружелюбно продолжал я. — И носить большую часть багажа? Ведь у вас даже нет оружия, которым вы могли бы защищаться.
— Данелю нужен товарищ по охоте, — сказал Майкл таким тоном, будто этого объяснения было достаточно.
— Ну, для меня этого было бы мало, — сухо констатировал я. Собственно, это было совершенно излишнее замечание. Я оглядел его багаж и прикинул, насколько он тяжелее моего. Майкл был сильным мужчиной. Мои силы оставили меня еще до того времени, когда я пребывал на могиле Лапторна, и даже с помощью ветра я уже не был способен к большим нагрузкам. Мне стало ясно, что мои глаза только потому как будто привязаны к багажу Майкла, что сам я его тащить не смог бы. Понемногу сказывается возраст. И два года на той черной скале тоже подточили меня. Если бы я всеми средствами не боролся против этого, то за семь лет как с классным пилотом со мной было бы уже покончено. Я мог бы потом переменить мою профессию на инженера или возобновить давно пренебрегаемую мной дружбу с твердой почвой. Два года, которыми я обязан Чарлоту, могли быть последними из моих лучших лет, и эти рассуждения не делали их приятными и не заставляли сейчас меня идти быстрее. Могила Лапторна была для меня началом конца.
Но я хотел поговорить с Майклом не об этом и потому прогнал эти мысли. Я немного потрещал о лесе, но когда я попытался втянуть его в разговор, он тут же начал расспрашивать меня о себе самом. Он интересовался мною. Я поделился с ним несколькими событиями моего жизненного пути, и, наконец, он достаточно проникся доверием, чтобы мне удалось затронуть тему, которая показалась бы щекотливой, направь я разговор на нее сразу.
— Вы же устраивали вчера вечером представление? — спросил я.
— Представление?
— Прошу прощения. Я имел в виду беседу, что мы вели в вашем доме. Ведь все это было искусственным, правда? — Это было совсем не дружеское утверждение, но я исходил из того, что любовь к правде в списке добродетелей анакаона играет намного большую роль, чем у нас.
— Почему вы так считаете? — осведомился Майкл. Я бросил взгляд вперед. Линда была слишком далеко, чтобы слышать нас, а Эва и Мерседа не обращали на нас внимания.
— Это было представление для Линды, — твердо сказал я. — Для людей «Зодиака». Не было ни слова о ваших собственных интересах. Когда вы говорите с людьми, вы всегда говорите только то, что они хотят слышать или нет?
— Конечно, — сознался он. Я в душе покачал головой. Каждая точка зрения будет изменяться так или эдак, в зависимости от того, что один ждет от другого. Но с какой легкостью и воодушевлением анакаона играли предписанные им людьми роли! Это было очень примечательно.
— Почему вы, анакаона, с таким непротивлением отказываетесь от своего своеобразия? — спросил я прямо.
— Я не могу ответить, — сказал он. — Это вопрос, который я могу определить только в вашем, человеческом образе выражения, и в этом образе выражения он является вопросом, который не следует задавать.
— Я не понял, — сказал я.
— Это человеческий вопрос, — объяснил Майкл. — Я должен дать на него человеческий ответ. И если бы я мог дать человеческий ответ, то тем самым проблема была бы исчерпана. По человеческому образу мышления нет никакой причины, а причина, которая есть по нашему образу мышления, не может быть выражена человеческими словами.
Я старался следовать за ним.
— Вы хотели этим сказать, — попытался я разобраться, — что вы, чтобы суметь объясняться с людьми «Зодиака», считаете необходимым развить в себе личность, с которой можно объясняться, так как взаимопонимание с вами такими, какие вы на самом деле, для них было бы невозможным. Базис, который вы нашли для взаимопонимания, почти полностью диктуется образом мышления людей «Зодиака». Верно?
— Мне кажется, да.
— А Данель не хочет никакого взаимопонимания, так как не хочет, чтобы его дух был отравлен.
— Нет. Вовсе нет. Данель объясняется не непосредственно. Он заложил в себя мало человеческих свойств. Взаимопонимание между этими двумя образами не может быть воспроизведено произвольно.
Теперь я кое-что понимал. Я попытался обосновать смысловое содержание, и это удалось мне не сразу. Майкл же рассказал мне, что душа анакаона настолько чужда человеческой, что анакаона, чтобы объясняться с людьми «Зодиака», должны были принять квазичеловеческую чувствительность. Но как смог этого избежать Данель, если все его люди так старались быть человеческими? Но с другой стороны, как мог такой чрезвычайно чуждый дух с такой легкостью суметь воспринять человеческий образ мышления? Почему это произошло без усилий?
Майкл говорил со мной не как представитель другой расы. Он говорил со мной как составная часть земли обетованной.
