Window Dark - Летчица с листа ивы
Инга не могла описать, что она чувствовала после этих слов. И безумную радость, что ее признали за летчицу, с которой можно лететь даже в Лабиринт Вечной Ночи. И ниточку тоскливой печали, потому что Инга не верила в свое возвращение сюда.
— Ингочка, — лапка Зумки хлопнула по плечу. — Срочно возвращаемся. Твое время на излете. Скоро ты снова станешь большой, и тогда никакой самолет не вытащит тебя на поверхность. Жаль, что мы так и не успели…
— Успели, — перебила ее Инга. — Я встретила оракула. Я вызвала зеленоглазого на бой. И еще… я разыскала настоящего летчика, пусть даже и подземного. И он звал меня вернуться.
— Ну ты даешь! — ахнула Зумки.
Обратную дорогу девочки молчали. Даже словоохотливая Райлана.
Глава пятнадцатая
Обмен
Мальчик медленно водил пальцем по шершавым кирпичам полуобсыпавшейся стены. Зеленые глаза неприятно мерцали. Глаза были холодными, стеклянными, мутными.
— Значит, ты явилась за самолетом? — спросил он, улыбаясь.
— Точно, — кивнула Инга.
— А зачем он тебе? Нет, не отвечай сразу. Подумай хорошенько. Взвесь каждое слово. Прочувствуй вопрос. Зачем… Тебе… Самолет… Если ты назовешь неверную причину, то, устранив ее, не выиграешь ничего, кроме тоски и опустошения.
— Я не могу вернуться домой, — призналась Инга. — На меня наложено заклятие полного неузнавания.
— И все? — недоверчиво протянул стеклянноглазый. — Это и есть причина, по которой ты явилась за самолетом?
— Да, — кивнула Инга.
— То есть, — речь текла медленно, — если тебя снова все вспомнят, если мама откроет дверь и улыбнется, а папа больше не станет смотреть на тебя удивленными глазами, то самолет тебе и не нужен?
— Вроде как и не нужен, — согласилась Инга.
— Проще простого, — расцвел стеклянноглазый в улыбке. Только уж очень не понравилась Инге такая улыбка. Нехорошая она получилась, словно делили пирог на две слишком неравные части. Большая часть доставалась не Инге, а она об этом и не подозревала. Зато о результатах дележки хорошо знал стеклянноглазый.
— Тогда договоримся так, — предложил он. — Сейчас ты отправляешься домой и забываешь об этой истории. Тебя сразу вспоминают все-все-все, и жизнь снова становится прекрасной и удивительной.
— А самолет? — чуть не забыла Инга.
— А самолет остается у меня. Мы ведь только что выяснили, что он тебе уже не нужен.
Окрыленная счастьем Инга чуть было не бросилась бежать, но что-то мешало развернуться крыльям в полный размах. Туманные клочья складывались в расстроенное личико Райланы, которой уже никогда не быть зачисленной ни в одну легендарную эскадрилью. За крошечной фигуркой вырисовывалась рассерженная Зумки, чья мордочка побагровела то ли от гнева, то ли от боевой раскраски, а шерсть взъерошилась алыми иглами.
Мальчик повернулся и медленно пошел вдоль стены, поглаживая кирпичи. От его прикосновения на стене оставалась четверка извилистых, сиреневых, словно вылитых из неона линий, угасающих по мере удаления их создателя.
— Постой! — крикнула Инга. Стеклянноглазый обернулся и вопросительно вскинул голову.
— Мне все равно нужен самолет.
— Зачем? — мальчик неожиданно оказался совсем рядом.
— Я обещала его вернуть.
— Зачем, глупышка?! Заклятие уже исчезло! Ты мне не веришь?!
Зеленое стекло мерцало яростными волнами. Казалось, оно немедленно извергнет молнии, которые испепелят любого, усомнившегося в словах странного мальчишки.
— Верю, — устало сказала Инга. — Но мне все равно надо его вернуть.
— Разве ты потеряла эту машину? — большой палец и мизинец оттопырились, превратив ладонь в самолет, который стараниями мальчика принялся выписывать виражи. После виражей тоже оставался след. Бледно-зеленый, как холодные глаза.
— Не я, — созналась Инга. — Но если я его вызволю, то спасу мою лучшую подругу.
— Ага, — уголок губ полез вверх. — Ты хочешь принять на себя чужую ошибку?
— Ну, — кивнула Инга.
Глаза оказались совсем рядом. Инге было видно, как в мутном стекле разлетаются в разные стороны миллионы зеленых молний.
— Видишь ли, малышка, взять на себя чужую вину — это, как ни крути, подвиг. А подвиги нынче в цене. Сможешь ли ты заплатить за подвиг ХОРОШУЮ цену?
— А что надо сделать?
— Делать-то как раз ничего не придется. Я никогда не прошу ничего делать. Я добиваюсь добровольного обмена. Итак…
На его ладони оказался самолет ивовой эскадрильи. Инга напряглась.
— Я тебе самолет, а ты мне, — его рука обвела окрестности, — все это.
— Деревья и забор? — удивилась Инга.
— Без выигрыша, — ухмыльнулся стеклянноглазый. — Мне нужны не сами предметы, а их краски.
— Это как? — испугалась Инга, потому что ничего не понимала.
— Хочешь увидеть? — хитро прищурился мальчик.
— Да, — согласилась Инга.
— Протяни руку, — прошептал он.
Не в силах сопротивляться, Инга протянула руку вперед и чуть вверх. В тот же миг из глаза мальчишки вылетела зеленая молния и больно ужалила ладонь девочки, а потом взорвалась, на мгновение ослепив Ингу. Когда девочка вновь обрела способность видеть, то долго трясла головой, но зрение осталось странно искаженным. Мир вокруг потерял цвета. Серое небо простиралось над головой. Под ногами тянулась серая земля. Кирпичи на стене ничем не отличались от прожилок цемента, разве что были чуть темнее. И даже асфальт, который всегда был серым, казался сейчас каким-то не таким.
— Вот и все, — пожал плечами мальчик. — Теперь ты знаешь цену подвига. Но слово еще не сказано. Тебе решать, останется самолет у меня или вернется… к кому бы то ни было.
— А зачем тебе краски? — вопрос звучал не слишком умно. Но от серого мира что-то важное спуталось у Инги в голове.
— Ну, ответ простой, — уголок губ загнулся еще выше. — Я знаю многих, которые готовы заплатить любую цену, только бы увидеть мир в двойных красках. Эти любители контрастности глотают таблетки, вводят в вены всякую дрянь, нюхают порошки, но никто из них не задается вопросом, откуда берутся двойные краски. А это я вымениваю их и предлагаю для нового обмена.
— Так ты не продаешь?
— Деньгами ворочают другие. Я только меняюсь. Я рожден для вечного обмена. В непрекращающихся обменах вся моя жизнь. Я исчезну, как только люди перестанут меняться.
— Мне страшно, — сказала Инга.
— Бояться как раз нечего, — вздохнул мальчик. — Я никогда не заставляю людей меняться. Они совершают обмен по доброй воле. Слово не сказано, ты еще можешь получить назад свои краски. Правда, это было бы слишком скучно.
