Борис Пшеничный - Уйти, чтобы вернуться
Пытаясь как-то понять природу всей этой дикости, я прихожу к крамольной мысли: самого человечества пока еще нет есть россыпь, пылевое облако, туманность - и только-только пришло в движение, чтобы стать планетой. То, что сегодня зовется человечеством, - всего лишь людской конгломерат. Он не может осознавать себя и свое предназначенье и потому не ведает, что творит. Не скажу, что люди на той стадии развития, когда их можно назвать темными, они - серые.
Людской род - Homo sapiens - человек разумный, но людской род и безрассуден. Люди безумно-умные, и не сочтите это за каламбур или парадокс. Такова реальность.
Пора подводить черту. Штрихами я попытался обрисовать, каким вижу себя и какими представляетесь мне вы, люди. Свою странную, возможно, речь заканчиваю вопросом: как быть, что делать? Ответа не жду, и вы вряд ли его знаете. Да и не хочу перекладывать на вас всю ответственность. Ведь ответ и ответственность - понятия родственные. Спрашиваю потому, чтобы вы поняли, что сейчас со мной происходит...
Выпустив их, сомкнулись бронированные створки ворот. В лицо ударил горячий воздух жаркого августовского дня, неистово палило солнце. Но им было зябко, и они не спешили покинуть короткую полуденную тень Башни.
- Не помню Его таким. Как в лихорадке...
- Он прощался с нами.
Сьюзен смерила Марио взглядом, который мог означать только одно: не каркай!
Он не собирался идти на встречу с той женщиной. Пропала охота. Кажется, она приехала в Нью-Беверли где-то после четырех. Узнал он об этом случайно. Был в административном корпусе, где велось следствие. Показания давали и Жан, и Сьюзен. Его тоже расспрашивали (или допрашивали?). Приезжий чиновник, возможно, следователь, задал для порядка несколько вопросов, поинтересовался напоследок, нет ли у него желания что-нибудь дополнить или заявить, он сказал нет, и его отпустили. В приемной сидели еще двое, ждали очереди к чиновнику, и от них он услышал: приехала Мама. Кто такая "Мама", догадался, здесь всех как-то называли, и он уже немного привык к местному жаргону.
После всего, что произошло, не оставалось места ни для желаний, ни, тем более, для любопытства. Было даже странно, что кто-то еще приезжает и кто-то проявляет к этому интерес, говорит об этом.
Но его позвали.
Позвонили из того же административного здания и очень любезно спросили, не может ли он сейчас подойти, с ним желает поговорить Силинда Энгл. Он сказал, что придет, и потом лишь осознал: так это же та Силинда Энгл! Или он ослышался? Сегодня все могло быть. Он мог случайно вспомнить имя и увязать с телефонным разговором, а назвали ему кого-то другого.
Никаких галлюцинаций. Это была она. В другом платье - серая шерсть, рукава длинные, с манжетами, другая, более строгая прическа и даже иное выражение лица, но это была она высокая, статная, в расцвете зрелой красоты.
- Вот и он, - сказал стоящий рядом с ней Полковник.
- Представлять нас не надо, - сказала она. Даже внимательное ухо не уловило бы, почему не надо: уже знакомы или познакомимся сами, без представления.
Полковник вышел. Они остались вдвоем.
- Удивлены? - Все та же полуирония в голосе. Марио не ответил.
- Печальное событие. - Она переменила тон. - Большая потеря для Беверли, для всех нас. Представляю, как тяжело сейчас Ему. Он стал таким ранимым.
- Вы же хотели сделать Ему больно.
- Сделать? Нет, дорогой Марио, только просили вас передать. Но вы, кстати, даже не выполнили нашей просьбы. Были в Башне и промолчали.
- Кто вам сказал? Вы не можете этого знать?
Похоже, что запальчивость Марио позабавила Силинду. В другое время она посмеялась бы от души, но сейчас это выглядело бы неприлично, она ограничилась легкой улыбкой и тут же стерла ее.
- Когда мне сообщили о Докторе - не поверила. Редкостный был человек: обаятельный, милый, деликатный. Он казался таким спокойным, уравновешенным - и вдруг... решиться на такой шаг... В голове не укладывается, что это он сам...
Перехватив ее многозначительный взгляд, Марио понял, куда она клонит.
- Хотите сказать...
- А вам не кажется? Ведь не исключено, что кто-то.
- Ведется следствие, разберутся.
- Да, безусловно. Пригласят лучших криминалистов, чтобы не осталось никаких сомнений. Сейчас только предварительное следствие, и пока ничего определенного... Впрочем, какая-то зацепка есть: следователь заинтересовался зажигалкой.
Силинда повела пальцами, как тогда, в ресторане, словно хотела прикурить и ждала, кто поможет. У Марио появилось острое желание влепить ей пощечину.
- Договаривайте, - сказал он.
- Боюсь, очень скоро узнают, что она от вас.
- Ну и что?
- Следователи очень дотошны, это такой въедливый народ. Начнут предполагать, строить версии. Будут искать мотивы, подозревать тех, кто желал бы Доктору зла. Зажигалка приведет к вам.
- Между мной и Хагеном ничего не было.
- Так ли? Ведь он кое в чем вас подозревал, интересовался состоянием вашего здоровья, и вам это очень не нравилось. Или я ошибаюсь?
Ее серое платье стало отливать рыжим. Марио отвел глаза. Он старался не смотреть в ее сторону, чтобы не пришли видения.
- Они не остановятся на этом, - продолжала Силинда, и голос ее стал напряженным, словно она сама испугалась того, что сейчас скажет. - Они дознаются, что Марио Герреро неизлечимо болен, что в состоянии невменяемости он способен на все. Такое о ним уже было, и он...
Она вдруг осеклась. Есть вещи, которые не следует называть своими именами, достаточно намека. Марио, боясь встретить рыжий оскал, поднял на ее глаза. Но нет, кажется, пронесло. Лицо ее было бледно.
- Если я такой... - Он осторожно подбирал слова. - Если я такой, вы не боитесь меня?
Что-то, должно быть, с ней произошло. Она вся вдруг обмякла, пожухла, как пышный бутон на морозе.
- Я не очень верю, - сказала она тихо. - Это Он так считает.
О самом важном люди почему-то всегда говорят тихо. Большие тайны сообщаются шепотом. Наверно, чтобы не расплескать переполненную чашу слов. И если Марио уловил то, что она сказала, то только потому, что сказано это было тихо.
- Вы кто? - Он тоже перешел на шепот. - Откуда вы все знаете? Объясните, в какую игру вы играете? - Марио вплотную приблизился к ней, увидел расширенные зрачки глаз. - Женщина, зачавшая Большой Мозг. Патронесса Нью-Беверли. Одна из тех, которые есть и которых нет. Вы ведьма, оборотень, шептал он. - Сколько еще масок у вас, Силинда Энгл?... Она не испугалась, не отодвинулась.
- Эти маски не я придумала. Мне их надели. А вы? Вы тоже в маске, и вам еще наденут. Вы предстанете убийцей, Марио Герреро.
- Он так считает, - повторила она. - Я только что оттуда, из Башни.
- Лжете?! К нему никто не может попасть.
