Александр Рубан - Пыль под ветром
И он её, конечно же, опробовал.
Два пристрелочных выстрела по вершине кургана, отстоявшего на четверть мили от тракта, показали, что и прицел не сбит, и руки Ильи сохранили навык, обретённый некогда в полузабытых уже сновидениях. После второго выстрела Илья пересчитал патроны. Их оказалось семь. Плюс два только что израсходованных. Итого девять... А магазин винтовки был рассчитан на десять. Впрочем, десятый Илья мог потерять в пустыне, когда шёл один, или когда его везли в нечистый город Аргхада. А может быть, его и вовсе не было, десятого патрона...
Словом, Илья изнывал от вынужденного безделья и уже подумывал, не дочистить ли всех пеших прямо здесь, посреди пустынного тракта. Разумеется, это означало бы обречь их на голодную смерть. И, хотя им, свободным и счастливым, было бы всё равно, Илье становилось не по себе от этой мысли.
И это тоже было странно, как древний текст.
Всё было странно, или почти всё. Привычный мир то и дело казался причудливым. Илья то и дело обнаруживал несоответствия мира своим навыкам, опыту, знаниям. И своему незнанию тоже. Потому что возникали вопросы - от безделья, наверное.
"Где растёт ячмень?" - это когда Илья увидел проросшие зёрна в яслях, а потом в горсти у Рогханы, которая пыталась накормить его этой гадостью (почему - гадостью?), и вообразил, что ячмень должен где-то РАСТИ.
"Откуда столько свинца?" - это когда горящий фургон просел и рухнул под тяжестью свинцового саркофага, и чёрный от копоти полутораобхватный цилиндр, плющась, выкатился из пламени, подмяв под себя обгоревший труп конвоира.
"Почему чистые счастливы?" - это когда погонщик, скользнув равнодушным взглядом по паре подаренных ему волов, потрепал одного по морде и пошёл себе, насвистывая, вдоль тракта на запад, а волы потащились следом.
И много других вопросов, не менее глупых. Некоторые даже не следует вспоминать.
Кстати, вопрос о счастьи чистых возник у Ильи давно. Не он ли стал причиной сновидений, заставив Илью подсознательно конструировать новый причудливый мир? Непротиворечивый мир, где либо есть ответ, либо нет вопроса... Но если "генетическая память" - всего лишь тупиковый бред сознания, то попытка оказалась несостоятельной. Хотя бы потому, что в приснившемся мире тоже возникали вопросы, принципиально безответные.
"Зачем мы делаем ракеты?"
"Кем положено?"
"Что делать, если никто не виноват?"
...Впереди показался ещё один, последний на тракте, колодец. Илья натянул поводья, переходя с галопа на рысь. Пусть конь остынет, прежде чем напиться. И вообще, спешить уже не надо. Остался час, много - два на рысях. Бездна уже слышна отчётливо - свистящим простуженным гулом. И почти что видна - отсутствием чего бы то ни было за ровной грядой курганов, разрезанной посередине трактом.
10.
Конь пятился, всхрапывал, закидывал голову, косил на Илью влажным испуганным глазом. Ни шпоры, ни понукания так и не смогли заставить его ступить на узкое, в пять шагов шириной, висящее над бездной полотно, незнакомо и страшно поблёскивавшее металлом. Винтовку можно было бросить и отсюда: всё равно она сгинет в этом багрово-чёрном вареве внизу клубящемся, гулко ревущем, пышущем жаром, изрыгающем запахи перегретого металла, серы, почему-то мочи на морозе и ещё чего-то неуловимо тонкого, пронизывающего насквозь, убийственного... Винтовку можно бросить и отсюда но, уже подъезжая к бездне и увидев эту полоску, Илья вспомнил случайную реплику Али (случайную ли?):
- ...если дальше не можешь. - И решил, что сможет.
Карта не врала даже здесь, не соврёт и дальше. Но десяток миль пешком, над вонью и грохотом, было бы слишком долго и утомительно. А конь (боевой конь!) боялся. Только один раз он коснулся копытом туго зазвеневшего полотна - и сразу отпрянул, присев на задние ноги и по-собачьи прижимая уши.
Илья, потеряв терпение, отъехал шагов на сорок назад по тракту и развернулся. Не мытьём, так катаньем... Он успокоил коня, привстал в стременах, локтями обнял его шею, потом ладонями, как шорами, закрыл ему глаза и вонзил шпоры в бока.
Конь ржанул и рванулся вперёд, к полоске над бездной.
Но уже предпоследний прыжок оказался каким-то вялым, а последний просто не состоялся. На последних пядях тракта конь, как подстреленный, грохнулся грудью в пыль, а Илью вынесло из седла, перевернуло в воздухе и шмякнуло спиной на полосу, заметно правее осевой линии.
Чёртов путепровод оказался ровным и скользким - может быть, даже смазанным. Илью тащило по нему, как по ледяной дорожке, и он тщетно пытался затормозить ладонями и каблуками, то и дело подпрыгивая на каких-то не то заклёпках, не то просто выпуклостях. Винтовка, зацепившись ремнём за правую руку, болталась где-то внизу и стаскивала его всё ближе к краю. Когда Илья сообразил, наконец, перевернуться со спины на живот (авось металлические пуговицы камзола помогут ему притормозить!), было уже поздно.
Илья висел над ревущей и клокочущей бездной, зацепившись локтями и подбородком за гладкий металлический край. Оказалось, что он умудрился поменяться местами с винтовкой - теперь она смирнёхонько лежала на полосе, и рука Ильи была по-прежнему продета в ремень. В принципе, можно было спрыгнуть и уволочь её за собой. В бездну. Если уж действительно не смог дальше...
Ну, так что - прыгать? Или ещё немножко повисеть?
Хотелось жить - и это была ещё одна странность...
Шагах в пятидесяти от Ильи (насколько он мог оценить, глядя лишь уголком левого глаза) бегал по краю обрыва и неслышно ржал, закидывая голову, его трусливый боевой конь.
Илья осторожно подвигал в пустоте ногами, но ни до чего не дотянулся. У чёртова путепровода не было никаких опор. Или они были слишком далеко друг от друга... Досчитаю до ста - и спрыгну, решил Илья. Вытянул руки подальше вперёд, отвернулся от обрыва и лёг левой щекой на ровно подрагивающий металл. "Одна куманга", - начал он отсчёт, закрывая глаза. "Две куманги... А вот интересно, когда я дойду до пяти, как нужно будет сказать? Грамматические вопросы - самые заковыристые... Четыре куманги... Наверное, собственно бездна, бездна как таковая, начинается там - в десяти милях от края обрыва. А всё это грохочущее клокотание - просто прелюдия для слабонервных. Чтобы не совались, куда не надо... Пятая куманга, неожиданно легко обошёл он грамматическую каверзу. - Шестая куманга. Город..."
Правда, на первый свой город Илья израсходовал аж девять... этих самых. Не семь, как положено ("Кем?"), а девять. Помнится, Дракон был весьма недоволен - хотя и хвалил сквозь зубы за тщательность.
"Восьмая куманга..."
На второй город Илье хватило восьми. Во всех остальных он обходился положенными семью ("Кем положенными?").
