Андрей Бельтюков - Секта
Лицо человека на улице было в крови.
Открыв дверь, охранник отступил назад, положив ладонь на рукоять револьвера в предусмотрительно расстегнутой кобуре.
- Я... -сказал вошедший, и голос изменил ему. Он покачнулся - едва заметно - и тут же снова стал прямо, словно не желая выказать слабость. Это движение было хорошо знакомо охраннику: часто так держатся молодые солдаты в строю после десятимильной пробежки.
Но главным было не это. Кровь, пропитавшая правый рукав спортивной серой куртки, измятой и покрытой снегом, кровь на шее и лбу, кровавая сосулька из спутанных волос над правым ухом были убедительнее слов. Но даже это не было главным. Вошедший поднял глаза. В его взгляде читалось страдание, и охранник понял: лишь отчаянным усилием воли тот подавляет раздирающую его боль.
- Моя жена... -глухо проговорил мужчина, -машина... занесло на склоне... Она... она... - Мужчина вдруг беспомощно разжал ладонь, и на пол, тускло блеснув в ярком галогеновом свете, скатилась массивная золотая серьга.
Вот это и было главным.
Вид покрытой кровавым сгустком дорогой безделушки был ужасен. Охранник сделал шаг вперед, намереваясь поднять украшение.
Вошедший вдруг вскинул руки и стиснул ладонями голову. Жест этот, многократно повторенный в мелодрамах, здесь, в хирургической чистоте приемного покоя, выглядел безжалостно-слабым -и потому абсолютно естественным.
- Линда!.. Она может быть жива... Там, в машине...
Охранник все еше смотрел на серьгу словно загипнотизированный. Увидев, что вошедший повернулся к выходу, охранник быстро догнал его, коснувшись плеча: - Позвольте, мистер. Я помогу вам.
Он вновь нарушил инструкцию, покинув помещение и никого не предупредив об этом.
Серьга.
Это зрелище потрясло охранника так сильно, что он смутно припоминал: где-то ему уже встречалось такое украшение. И будь у него больше времени или опыта - он бы, возможно, вспомнил.
На улице порыв ветра швырнул ему в лицо снежное крошево. Охранник прикрыл ладонью глаза, сквозь щель между пальцами разглядывая припаркованную возле пандуса машину. Даже сейчас, когда видимость ограничивалась двадцатью ярдами, он разглядел, что это мощный и дорогой автомобиль.
"Олдсмобиль". Точно, "олдс"... или "тандеберд".
Левое крыло машины было смято, фара не работала, а конец бампера оторван начисто. Вокруг бесновалась метель, точно старая ведьма, обретшая наконец свободу.
Ее сила казалась неистощимой. Снега намело уже выше щиколотки, и идти приходилось, высоко поднимая ноги.
Мужчина первым добрался до автомобиля. Видимо, это лишило его остатков сил, - он привалился спиной к передней дверце, тяжело дыша и опустив голову. Когда охранник подошел ближе, мужчина выпрямился и попытался открыть заднюю дверцу, едва не потеряв равновесие при этом.
- Подождите, - охранник осторожно, но твердо отстранил его правой рукой, распахивая дверцу левой. - Все будет хорошо, мистер. Сейчас я...
В салоне было почти темно, но, когда раскрылась дверца черного "тандеберда", на боковых стойках в салоне вспыхнули два маленьких плафона.
Женщина ничком лежала на заднем сиденье, теплое меховое пальто скрывало очертания фигуры. Виден был лишь затылок (короткая, почти мальчишеская стрижка).
Слишком короткая.
Эта мысль промелькнула в сознании, когда охранник осторожно приподнял женщину, ощутив неожиданную тяжесть тела. И в этот момент он пожалел, что отправился один, не пригласив хотя бы санитара.
Перехватив под мышки, он стал медленно тянуть на себя, одновременно переворачивая тело на спину, - и внезапно увидел ее лицо...
- Мистер, но ведь это мужчина...
Двадцатишестилетний охранник был неплохим солдатом, но никуда не годным полицейским. Он обернулся к мужчине, пораженный своим открытием, -и встретил удар в висок тяжелой пистолетной рукояти. Несколько секунд мужчина молча стоял над ним; снег причудливыми аксельбантами расписывал новенькую форму с шевроном на рукаве. В центре на черном поле виднелись буквы "КБ".
Клиника Банниера.
"Доктора Банниера, который, посадив у входной двери стокилограммового болвана, счел себя в полной безопасности".
Внезапно мужчина, в движениях которого исчез даже намек на слабость, опустился на корточки и потрогал пульс на руке у лежащего в снегу парня. И то, что он обнаружил, ему совсем не понравилось. Он оглянулся на входную дверь, которая могла распахнуться в любую секунду, и вновь посмотрел на охранника. Его голова была меньше чем в шаге от заднего колеса "тандеберда".
Мужчина уселся за руль. Повернув ключ зажигания, он несколько мгновений слышал только надсадное визжание стартера. Мелькнула сумасшедшая мысль, что мотор вовсе не заведется.
Еще несколько секунд -и двигатель все же заработал; но кто знает, что произойдет в следующий раз? Он тронул автомобиль вперед, вывернул руль вправо и толчком включил заднюю передачу. "Тандеберд" стал пятиться, несмотря на снег; колеса устойчиво держали сцепление.
Внезапно корпус машины слегка наклонился, и послышался звук, отдаленно напоминающий влажный хруст яблока, брошенного с высоты на асфальт.
Все.
Сманеврировав так, чтобы корпус машины завис над телом охранника, мужчина вышел и направился к пандусу клиники, где возле входа на него смотрели, как пара удивленных глаз, два ярких и бесполезных светильника.
Настенные часы показывали время с безжалостностью изобретения де Гильона. Лангелан вгляделся в табло: зеленые полуфутовые цифры слегка расплывались в глазах. Он опустил веки и снова открыл глаза; на этот раз все пришло в норму.
Если не считать нечеловеческой головной боли.
Приемный покой был пуст - словно дежуривший в нем охранник отлучился всего на минуту. Ослепительный верхний свет и мягкое мерцание монитора все создавало иллюзию обитаемости.
"Но это только иллюзия, причем одна из многих".
У входа Стивен заметил телекамеру - абсолютно бесполезную нынешней ночью. Однако это означало, что здесь не могли следить за самим приемным покоем.
Вообще говоря, это было бы довольно логично.
Он поискал глазами скрытые объективы, но либо они все же отсутствовали, либо были прекрасно замаскированы.
Лангелан опустился в кресло, которое не более двенадцати минут назад занимал ветеран "джи-ай". На мониторе последовательно - с этажа на этаж высвечивались картины затемненных коридоров клиники.
"Четыре этажа".
Это немного - будь он в своей обычной форме. А сейчас четыре этажа клиники могли готовить сюрпризов не меньше, чем пирамиды-майя.
К которым ты совсем не готов.
Голова. Это было основное. Хотя анальгетики после приема деска практически бессильны, некоторое облегчение, самые сильные, хотя и временно, все же способны дать.
