Алексей Ефимов - На землях рассвета
— Чего тебе? — спокойно спросил парень.
Найко на миг охватила растерянность: сон кончился, и он как-то вдруг осознал, что находится в пяти тысячах километров от дома, в вообще-то совершенно чужой стране. Тем не менее, он справился с собой.
— Я - Найко Анхиз. Я приехал к Анниту Охэйо анта Хилайа. Он здесь? — фраза была продумана заранее и прозвучала неплохо.
— Здесь. И что с того?
— Я его друг. Очень давний. Просто скажи ему, что я приехал.
— Ладно.
Дверь вагончика захлопнулась. В ожидании Найко стал прохаживаться у ворот. Ощущения у него были очень странные: казалось, он не просто вернулся в прошлое, но в самом деле снова стал маленьким. Все, совершенно все вокруг было таким же, как тогда, в первый раз. Та же разбитая, усыпанная щебнем дорога, тот же вагончик, та же синяя краска на створках… Даже небо было точь-в-точь такое же — тучи рассеялись и в узком просвете между громадными кронами, между перьями облаков, светились первые звезды.
Ожидание затянулось, прошло уже минут двадцать. Найко вдруг стало неуютно: за все это время по дороге не проехало ни одной машины, не раздалось ни звука, — только монотонно шелестели деревья, да из вагончика слышался неразборчивый шум. Тусклый свет лампы, разлитый по земле, казался ему призрачным. Он без следа исчезал между толстыми стволами деревьев, где сгущался уже непроницаемый мрак. В нем роились какие-то зеленые искры — вроде бы светляки, но Найко не был уже в этом уверен.
Здесь не стоило бояться зверей, но все равно, ему было жутковато. Несмотря на всю привычку к ночным прогулкам, тишина и сумрак тревожили. Мысли Найко крутились вокруг гвардейского мундира охранника — как-то вдруг он вспомнил, что Аннит Охэйо был племянником самой Императрицы. Никаких прав на трон у него не было. Реальной властью он также не обладал, но, тем не менее, являлся принцем — что в Империи соответствовало титулу герцога. Сам по себе титул значил, конечно же, мало — но, если судить по характеру маленького Охэйо, бедным родственником он бы не стал…
Когда за его спиной лязгнул металл, Найко едва не подскочил от неожиданности. В громадных воротах распахнулась калитка. В ней стоял рослый, отлично сложенный парень со словно отлитым из темного золота, хмурым лицом обитателя южных ламайских джунглей. Он был в свободных черных штанах, сандалиях на босу ногу и блекло-золотистой футболке, сплетенной из тонких шнуров. Спутанные крупными кольцами, гагатово-черные волосы падали ему на плечи.
С минуту они смотрели друг на друга. Вдруг Найко понял, что знает его: это был один из тех мальчишек, с которыми он и Охэйо играли здесь, в саду. Дружбы с ним у него не завязалось — его внимание было поглощено Аннитом почти полностью — но отношения были хорошими.
— Вайми? — осторожно спросил он.
Лицо юноши преобразилось в улыбке: блеснули белые зубы.
— Привет, друг. Пошли.
Он вежливо отступил в сторону, пропуская гостя. Когда он тщательно запер проход, тревога и страх сразу покинули Найко. Юноша обернулся… и замер, удивленно осматриваясь.
Здесь совершенно ничего не изменилось — редкий, ухоженный парк, уставленный призрачно белевшими статуями и низкими фундаментами проекционных матриц. Таинственно-синие, высокочастотные поля лениво колыхались между деревьями, скользя по верхней кромке вала. Их тусклый, рассеянный свет напоминал лунный и словно падал ниоткуда. Огороженную высоченной сеткой и заросшую низкой, ухоженной травой спортплощадку слева заливал чуть более яркий, но тоже призрачный синий свет низких фонарей. Сама пятиэтажная Малау стояла в конце парка, чуть справа от ворот, тускло отблескивая коричнево-серой облицовкой и черно-зеркальными стеклами.
У Найко закружилась голова. На миг он даже потерял ощущение реальности. Он видел Малау сотни раз, в детстве — казалось, в другой его жизни и его фантазии и сны столь густо заплели воспоминания, что они казались ему уже иллюзией — вдруг наяву обретшей плоть.
Вайми потянул его за руку. Они пересекли пустой, безлюдный парк. Здесь все было старым и тронутым временем, но не обветшалым, очень знакомым, уютным: скамейки, выступавшие из земли камни, утоптанные тропинки…
Миновав раздвижные двери из стекла, они вошли в холл с прямоугольной шахтой. В нее вел сразу десяток лестниц — пять вверх и пять вниз. Возле них стоял ярко освещенный стол дежурного, но он, почему-то, был пуст.
Найко прислушался. Не доносилось ни звука — лишь бесконечное жужжание длинных ламп. Казалось, здесь кроме них двоих никого не было, и по его коже поползли крупные мурашки. Это ощущение усилилось, когда они поднялись на третий этаж и пошли в неосвещенный торец длинного пустого коридора, где темнело множество распахнутых дверей. Шагов через сто Вайми свернул в просторную, очень мягко освещенную комнату. В ней уютно устроилось несколько красивых молодых людей — парней и девушек — босых и прекрасно ухоженных, с гладким золотистым загаром. Их изящная, легкая одежда подчеркивала все достоинства стройных гибких тел, но вниманием Найко завладел только один юноша. Он сразу узнал Охэйо: это сочетание черных, блестящих волос, ярко-зеленых глаз и очень светлой кожи трудно было забыть.
Но Аннит, как и он сам, стал взрослым: пальца на два выше Найко, отлично сложенным парнем и то, что в детстве было только намечено, стало четким: широкий лоб, высокие скулы, крупный рот говорили о хорошей породе. Косо поставленные, длинные глаза живо блестели; прямые, очень густые волосы тяжелой массой падали на спину. Его черную, длинную одежду, расшитую фрактальными узорами из серебра, стягивал серебряный же узорчатый пояс; на нем висел кинжал с серебряной рукояткой. Серебряными были и браслеты на запястьях и щиколотках очень ровных босых ног. Охэйо повернулся к нему — и его лицо расплылось в ослепительной улыбке.
7.Остаток этого вечера Найко запомнил весьма смутно. Лицо Охэйо было столь красивым, что казалось ему нарисованным, ненастоящим — но оно было более чем живым, и от одного этого у него кружилась голова. Аннит умел приводить окружающих в состояние полного ошаления — отчасти, это было его работой, отчасти — врожденным талантом. Это был, конечно, уже совсем другой человек. Он отнесся к внезапному появлению старого друга с мальчишеской радостью — совершенно искренней, — но Найко обнаружил, что просто не может смотреть ему в глаза. Очень яркие, они словно вбирали в себя его душу, заставляя воспринимать каждое движение Аннита едва ли не как дар божий. При этом казалось, что они расстались только вчера. Они говорили о вещах, которые любому другому показались бы чушью: об их прерванных играх, о «кладе» — коробке с безделушками, которую зарыли под расщепленным деревом, и только потом — о вещах более важных: о том, как они жили все это время. Найко понимал, что говорит в основном он один, но это его мало трогало. Когда он рассказал, как его пытались продать в рабство, Охэйо вдруг рассмеялся, словно заяц из мультика.
