Павел (Песах) Амнуэль - О чем думала королева?
— Но тебе надо было… ну, не только писать и думать…
— Да. Я пару раз порывался выйти в магазин, кончились продукты, но меня всегда что-то останавливало… мысль какая-то, я бросался ее записать, то есть… записывать уже не нужно было, только сделать, чтобы компьютер запомнил… а потом появлялась идея — как пересчитать трехквантовые… Наверно, я несколько суток ничего не ел, а пил… пил что-то. Не воду из-под крана, это я помню. Может, чай. Не знаю. В общем, не умер, как видишь, ни от голода, ни от жажды.
— А в это время…
— Ну да. Десятое августа. В это время все и происходило в мире. Кстати… Чем был тот день для тебя? Я не просто так спрашиваю, мне это важно знать.
— Проснулась вдруг… Рома стоял у двери… Я посмотрела на часы. Было семь тридцать восемь.
— Часы? Почему-то почти все прежде всего обращали внимание на часы.
— На нем рубашка шевелилась. Будто хотела сама расстегнуться и сползти на пол.
— Ага. Эффект отталкивания. Сейчас не выпускают одежду, какая была до десятого августа.
— Конечно.
— Кстати, свой костюм ты у портных покупала или…
— Нет. Сама.
— Сейчас многие предпочитают сами.
— Естественно. Кому понравится, когда в ответственный момент юбка начнет своевольничать? Ко всему прочему, это не так поймут…
— Сейчас — вряд ли. А у меня самостоятельно не получается. Это тоже способность, как талант к кулинарии, я могу только кофе…
— Кофе у тебя замечательный. Ты хоть знаешь, из какой ветви зерна, или…
— Знать тут ничего нельзя, полагаться можно только на интуицию, она меня пока не подводила… в том, что касается кофе. Всегда из одной и той же ветви — судя по вкусу.
— А ты говорил, что тебе не везет с малыми вероятностями.
— Значит, вероятность большая. Для меня. Только и всего. Но ты не…
— Да. На Ромке шевелилась рубашка, и мне стало страшно. Ему тоже было страшно, потому что он видел меня… ну, совсем не такой, какой привык, а такой, какой я видела себя сама, когда смотрела в зеркало…
— Зеркальный эффект, да. Многих выводил из себя, хотя физически это очень простой эффект и даже предсказанный — один из немногих, кстати, предсказанных эффектов, это было в статье Бернадотта, я на нее в свое время отзыв писал в сетевом журнале.
— Да, потом уже… когда все привыкли…
— И что дальше?
— Он чего-то совсем испугался, увидел в углу, чего я не видела… знаешь, как в «Борисе Годунове»… «что это… там, в углу… колышется, растет…»
— У тебя неплохо получается. Особенно, когда стараешься басом.
— Не смейся. Мне было не до смеха.
— Нет, я понимаю.
— Я поднялась, и кровать… ты же знаешь эти убирающиеся кровати.
— У всех такие.
— У меня уже сил не было бояться… В принципе, все было нормально: я встала, кровать стала тем, о чем я в тот момент подумала, а подумала я о ванне с лавандовым шампунем…
— Ох… представляю.
— Да, это сейчас легко… Включила телевизор, а там такое… По всем каналам репортажи — из Москвы, Питера, Киева, Самары, из других стран… кто-то даже пингвинов вдруг показал… как они летать пытались.
— Извини, что спрашиваю. Если не хочешь — не отвечай. У тебя… я имею в виду…
— Хочешь спросить: никто не погиб? Нет, повезло. Во-первых, у всех оказались крепкие нервы. Во-вторых, память. Как это сейчас называется?..
— Эффект Бронштейна-Асадеану.
— Никогда не могла запомнить.
— Бронштейн преподает эвереттику в Бостоне. Асадеану — практикующий врач из Кишинева.
— Это я знаю! Однажды брала у Асадеану интервью — не прямое, по менталке, но тоже неплохо получилось. Я говорю не об именах, а о самом эффекте. Что происходит с памятью — я так и не поняла.
— Почему? Все просто. Десятого августа окончательно установились законы природы моей новой реальности… Память должна меняться, чтобы не впасть в противоречие с историей ветви…
— Я помню, что было раньше, до десятого августа!
— Конечно, помнишь. У тебя пока сохранилась остаточная память о другом твоем выборе, не осуществленном. Память о той ветви, с которой ты ушла. А не о той, где, как тебе кажется, была всегда. Это и раньше случалось со многими… именно как единичные случаи… ментальные склейки… кванты ментального темного поля. Когда делаешь что-то и не понимаешь — зачем. Вроде собиралась сделать что-то другое, да?
— Это я помню… Довольно часто поступала совсем не так, как собиралась.
— Женская логика? Просто женщины больше, чем мужчины, подвержены таким ментальным склейкам… чисто физический эффект, кстати, никак не связанный с пресловутой женской логикой. Значит, в твоей семье никто не погиб — ну хоть это… Ты должна была быстро адаптироваться.
— Не быстрее, чем все. Но человек — такое создание…
— Клише.
— Что?
— Я хочу сказать, что эти слова стали общим местом. Привыкаешь ко всему и всему учишься, когда приспичит.
— Никто не погиб, ты говоришь… А любовь? Если погибает любовь — это как? Смерть? Иногда страшнее смерти. Думаешь — пусть бы я лучше умерла.
— Его Рома звали, ты сказала?
— Да, Он так и не вернулся. То есть — ко мне. Мы потом несколько раз виделись… Господи, у меня к нему все осталось, как было, я просто не… А он на меня смотрел, как на врага, — наверно, в физике вашей и для такого эффекта существует название…
— Почему в физике? Скорее в психологии. Ты же психолог…
— Я знаю, как это называется в психологии: посттрансфертальное состояние психики. Сродни наркотической ломке… Психологически действительно очень похоже. Переход из одного мира в другой. И какая для психики разница — воображаемым был мир, из которого ушла, или реальным? Но… Ромка видел во мне врага… Почему?
— Ирочка… Ну, это тоже понятно — шок, память говорит одно, глаза видят другое… и женщина, которую он… вдруг совсем не та… сознание сразу связывает и говорит: вот кто виноват, вот из-за кого все это… Никакой новой физики, только старая психология…
— Наверно. С того утра… Я тогда работала в институте. Академическом. Там начались очень интересные исследования — естественно, новый мир, новые условия, новые отношения… А я ушла. Не могла больше, понимаешь? Несколько недель бродила по улицам… училась жить… вызывала какие-то предметы, которые потом сами по себе исчезали…