Александр Гейман - Чудо-моргушник в Некитае
- Что-то я не вижу... - с недоумением отвечал граф, имея в виду продолжить: чтобы он умел говорить с народом.
И действительно, дело пошло не так гладко. Дигамбары и отдельные шветамбары не только не закричали: "Любо!", но, наоборот, гневно засвистели и закричали.
- Тихо, тихо, тихо! - увещевал император, подняв руку.
Наконец он кое-как унял этот страшный шум и вопросил:
- Мужики! Кто хочет жить долго и ничем не болеть?
Дигамбары зашумели, но отчего-то никто не вызвался. Тогда император зашел с другой стороны.
- Хлопцы! Знаете Ахмеда?
- Зна-а-ем! - зашумела толпа.
- Ну-ка, Ахмед, выйди сюда, - распорядился император, и к нему подошел Ахмед - ражий негр в шароварах и с безобразным лицом. - Ну, что скажете крепкий хлопец?
- Да, батько!
- Ну так глядите сами! - и император принял вновь наполненный стакан и протянул Ахмеду: - Пей, Ахмед!
- Зачем? Не буду! - решительно отказался конюх.
- На, пей! Полезно! - настаивал император.
Они стояли друг против друга - император-некитаец с лысиной, пожелтевшей от хронического питья мочи, и верзила-конюх с разбойничим лицом, почерневшим ещё в утробе матери - оба непреклонные, решительные, готовые скорее пойти на смерть, нежели поступиться своими принципами. Императрица невольно залюбовалась ими.
- Они - как два кипариса, правда? - доверительно прошептала она, полуоборотясь к графу.
Так длился этот безмолвный поединок стальных воль и великих душ, и первым не выдержал Ахмед.
- Слушай, тебе че надо, а? - заговорил он плачущим голосом, надвигаясь на императора. - Тебе Ахмед что сделал? Ахмед, по-твоему, железный, да? Тебе пососать дай, жене твоей дай, за кобылами ходи... Да ещё мочу пить! Не буду!
Рассерженный конюх плюнул в императора и пошел прочь. Император со стаканом в руке растерянно смотрел ему вслед - он не ожидал этой вспышки и в глубине души сознавал, что несправедлив к Ахмеду, требуя от него так много. Не зная, как поступить, император поднял стакан и громко спросил:
- Хлопцы, а может добровольцы есть? Ну, кто хочет попробовать?
Толпа дигамбаров зашумела явно неодобрительно. В этот момент откуда-то из толпы вышел аббат Крюшон и, не говоря ни слова, подскочил к императору. Он буквально выдрал стакан с мочой из его руки и залпом выдул его. Какой-то миг аббат стоял с лицом - как бы его описать? - в общем, с лицом человека, глотнувшего из стакана с мочой - а затем выплюнул все, что мог, на землю и, отплевываясь на ходу со стоном побежал прочь. Толпа загомонила:
- Вишь, не понравилось аббату!
- Да гадость это!
- Даже французский иезуит пить не может!
В этот момент слуги зажгли свечи в покое императрицы. Окно, откуда они с графом наблюдали за происходящим во дворе, ярко осветилось. Кто-то из дигамбаров это сразу заметил:
- Гляди-ка, вон баба в окне!
- Тю, точно баба!
- А мы голые все!..
Толпа дружно загоготала. Кто-то узнал императрицу:
- Эй, император! А это не твоя ли женка?
- Точно, она! - узнали и другие. - Посмотреть на наши сучки захотелось!
- Го-го-го!..
- Император, а ты штаны сними да тоже ей покажи! - с хохотом посоветовал кто-то, и толпа дигамбаров снова загоготала.
- Да она, небось, уже у него видела! - прокричал кто-то сквозь общий смех.
- Го-го-го!..
- Да, поди, не только видела, а ещё в руки брала! - снова выкрикнул кто-то.
- Го-го-го!..
- Да, наверное, не только в руки!
- Го-го-го!..
Император довольно улыбнулся - он любил так, по-свойски, потолковать с простым народом, и теперь все так удачно настроились на волну беззлобного балагурства. Он, поддерживая установившийся тон, широко улыбнулся и подмигнул:
- Дело, конечно, семейное, но между нами, мужики, - куда надо, туда и брала!
- Го-го-го!..
- Так, поди, - прокричал, едва не захлебываясь от смеха, седоусый дигамбар-старшина, - не только у тебя брала!
- Го-го-го!..
- У Ахмеда!
- Да, поди, не только у него!
Императрица как ужаленная отпрянула от окна. По её несчастному лицу шли красные пятна, в глазах стояли слезы, лоб прорезала страдальческая морщина. Горькие складки легли у рта. Она беспомощно оглянулась на графа и простонала:
- Поскорей бы пришел чудо-моргушник!..
С глубокой печалью и состраданием граф Артуа взирал на страдания этой прекрасной женщины. "Как она одинока здесь! - мелькнуло у него в голове. Ее тут никто не способен понять..."
- Сударыня, - нерешительно заговорил он и протянул руку, желая утешить эту великую женщину и властительницу.
- Нет-нет! Не теперь, граф! - сделала императрица отстраняющий жест. Ах, никто, никто не понимает моего разбитого сердца!..
Она закрыла лицо руками и убежала к себе в спальню. На пороге она обернулась, высоко вскинула юбки и с лукавой улыбкой поманила графа пальчиком.
Граф Артуа сделал было несколько несколько шагов к двери в спальню, как вдруг оттуда понесся ритмичный скрип кровати и стоны. Он остановился в смущении - что бы это могло значить?
- О, Ахмед! - простонал кто-то голосом государыни. - О! О! Сильнее! О!
К стонам присоединилось мужское рычание. Граф застыл, недоумевая, что ему предпринять. Внезапно безумная ревность охватила его. "Пойду да выкину к хренам этого негра из постели! - решил он. - А что, в самом деле!" Он уже шагнул к двери, как вдруг ему показалось, что в окне мелькнуло лицо императора. Граф ошибочно подумал, что ему померещилось. Но лицо вынырнуло снизу снова и вновь провалилось вниз, а со двора понеслись крики:
- Ура-а-а!.. Любо, батько!..
- Ай да император!
- Пи-во!.. Пи-во!..
И вслед за тем лицо императора вместе с торсом так и стало то выныривать снизу, то вновь пропадать. Граф Артуа понял, что толпа дигамбаров вместе с отдельными шветамбарами стала качать возлюбленного императора, божественный светоч Некитая, на руках. Он пожал плечами и пошел прочь из будуара императрицы - ведь не мог же он идти в спальню женщины, когда за окном мелькает бюст её мужа и пялится на него!
Меж тем, догадка графа справедлива была только отчасти. Императора не качали на руках - он подпрыгивал сам. Дело в том, что под самыми окнами будуара располагался великолепный новый батут, и император частенько на нем прыгал - ему это очень нравилось, заниматься спортом. И теперь, желая показать свою удаль и простоту, в порыве солидарности и близости к народу, император залез на батут и стал подпрыгивать. А дигамбары, довольные тем, что император оставил свою затею с уринотерапией, единодушным криком приветствовали блестящее выступление подлинного мастера и артиста, - ну, а император нашел способ проконтролировать, чем там занимаются его жена и заезжий граф.
