Дмитрий Казаков - Открытая книга
Ходил, сидел, лежал, снова сидел, снова ходил. Взгляд зацепился за сумку, что вместе с хозяином испытала все превратности пути. Николай подошел, заглянул. За два дня дороги накопилось столько хлама, просто удивительно. На самом дне наткнулся на пакет плотной бумаги, развернул осторожно. Сумка осталась лежать не разобранная, отрыгнув половину содержимого на пол. Николай уселся на кровать, и пожелтевший от времени пергамент страниц "Безумной мудрости" вновь зашелестел перед глазами. Третья часть, "О растворении", начиналась традиционно, с гравюры: океан раскинулся вольно, от края до края рисунка. Толстощекие ветры из верхних углов старательно выдували огромные струи воздуха, вода послушно волновалась. Посреди водной глади торчало нечто, весьма напоминавшее Несси с журнальных фотографий, но куда свирепее и зубастее. Огромной пастью дракон хватал пытающуюся взлететь птицу, судя по клюву, пеликана. Пеликан, в свою очередь, держал в клюве булыжник размером с собственную голову. "Как в сказке" – думал Николай, рассматривая причудливый сюжет, – "Шило в яйце, яйцо в утке, утка в сундуке". Эта гравюра, в отличие от предыдущих, не вызвала никаких неприятных ощущений при разглядывании, и Николай перешел к тексту. "Все живое вышло из воды" – автор средних веков проявлял поразительную осведомленность в теории эволюции. "Помни об этом, брат, и чтобы обрести жизнь истинную, надлежит тебе вновь вернуться к воде. Только вода есть место, где существует единство. И не создать тебе Единства из Инаковости, пока сам ты не достигнешь Единства. Только Единство может породить истинное золото, Великого Царя, Единство, заключенное в Нептуновом царстве. Но помни и о том, что посредством воды огонь может быть угашен и полностью уничтожен. Поэтому все, что приготовил ранее, надо взять, взять воспламененное по всем правилам Искусства, взять и поместить в глубину, чтобы пересилить огненную природу и одолеть с тем, чтобы после водоотделения огненная жизнь металлического Царя восторжествовала и вновь обрела победные лавры. Но если при этом истинная субстанция, очищенная и расчлененная, не передаст своей воде только ей присущую неистощимую силу и мощь, и не сохранит ключа к своему собственному цвету, осуществить этот замысел будет невозможно. Завершив свой труд, она распадается и становится невидимой, смысл же происходящей перемены в том, что при параллельном ослаблении внутренней сути и внешне-телесном совершенствовании она теряет свою видимую власть, точнее отдает ее. Помни о том, что пока не вменены ей дары дарования цвета, пока не одарена она цветом сама. Ведь слабое само по себе не способно возвеличить слабое, малое не способно прийти на помощь малому. Но единство малого становится великим, опускаясь в воду соленую, исторгается из нее вновь на свет. Когда достигнешь этого, то вещество, над которым трудишься, следует возвысить до подобающей ему степени…"
На этом месте голова опухла окончательно, и Николай оторвался от книги, выглянул в окно. Пока разбирал сумку и читал, день перевалил за середину, солнце, добравшись до верхней точки краткого осеннего пути, начало спускаться вниз. Куры лениво бродили по двору, мрачный петух флюгером возвышался на заборе, не орал. Николай встал, хрустнул суставами, с удовольствием ощутил, как кровь теплыми потоками побежала по телу, расправляя затекшие мышцы. После всех передряг Николай научился очень чутко чувствовать собственное тело, ощущать состояние каждого мускула. Он мог пошевелить средним пальцем ноги, оставив в неподвижности остальные, просто знал, какая пища в какой момент необходима какому органу. В один момент желудок требовал творога, а в другой момент, по просьбам печени, следовало обходиться хлебом и водой. Физические возможности также возросли, в теле поселились сила и ловкость, Николай без усилий садился в позу лотоса или долго держал на вытянутой руке стул. Обострились зрение и слух, с легкостью слышал шуршание мыши под полом, отчетливо видел каждую щербинку на циферблате часов в дальнем углу.
Дочитал теоретические рассуждения, перешел к практике. Практическую часть открывал способ изготовления соляной воды: "…возьми пактавианской соли, хорошенько размеси в медной ступке. Наполни ей семь сосудов малых, залей дождевой водой…". Далее, в течение семи дней, полученный раствор следовало настаивать на тихом огне в закупоренных емкостях, до тех пор, "пока соль не станет металлу подобна". Твердую составляющую надлежало выкинуть без жалости, а жидкость использовать для растворения полученных на предыдущих этапах Искусства веществ. "Процедура сия изобретена для того, чтобы скрытые качества веществ могли бы стать явными твоему взору, а явленные качества, наоборот, могли бы уйти вглубь…". Язык изложения был ничуть не проще, чем в первых главах, но Николай с удивлением обнаружил, что читать стало гораздо легче. Голова почти не болела, лишь опухала малость, латинские фразы легко укладывались в мозгу, даже некий смысл иногда проступал сквозь хитросплетенные словеса. Все шло хорошо, пока не дошло дело до рисунка, завершающего главу: сияющий лебедь на поверхности пруда, и надпись: "divina sibi conit et orbi" – "он божественно поет для себя и мира". Разглядывая рисунок, Николай неожиданно ощутил резкое желание искупаться, отложил рукопись, и, забыв про то, что на улице осень, побежал к речке, которую успел заметить еще утром. Только дверь хлопнула удивленно, да сумерки гостеприимно поглотили человеческую фигуру.
Добежав до берега, Николай остановился, зачарованный. Вода светилась, под поверхностью скользили смутные образы. Это была не просто мертвая совокупность молекул, а живое, дышащее пространство, совсем иное, чем то, в котором привык жить человек. Новое видение дало Николаю возможность прикоснуться, краем взгляда увидеть эту удивительную жизнь. В ветвях прибрежной ивы кричала противным голосом птица, кто-то невидимый гулко плескался у другого берега, но Николаю не было никакого дела до того, что происходит вокруг. Завороженный матовым, зеленовато-голубым свечением, он разделся. Вода оказалась удивительно теплой, как парное молоко, ласково, иначе не скажешь, охватила тело. Словно нежные женские руки скользнули по плечам, груди и ниже, ниже, смывая страх, неуверенность, боль, усталость, что накопились за всю жизнь. Все это спадало темными хлопьями и растворялось в сверкающей, как Млечный Путь, жидкости.
Купался Николай долго, переплыл речку раз пять, нырял с открытыми глазами, ощущая, как свет проникает в глазные яблоки, что-то меняя там, очищая. Выбрался на берег совершенно обессилевши, но очень довольным. На душе было легко и радостно. Но тут долго ждавший своего часа холод пошел в атаку. Острые когти вечернего морозца впились в тело, перехватили дыхание. Николай торопливо оделся, и уже через десять минут сидел за столом, укутанный в одеяло, а Акулина поила его душистым отваром, приговаривая ласково:
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)
