Мэри Расселл - Птица малая
Ее клиентами были в основном подростки, осатаневшие от насилия, и мужчины, которые, возможно, были когда-то порядочными мужьями и хорошими отцами, но ныне сделались ополченцами нескольких десятков ожесточенных группировок – все, что осталось от замечательного космополитического общества, некогда славившегося многообразием, как славились Сан-Франциско, Сараево, Бейрут. София училась получать плату вперед и уноситься сознанием подальше, пока использовали ее тело. Она узнала, что смертельный страх оборачивается смертоносным гневом и что мужчины, которые плачут в ее объятиях, вполне могут попытаться ее убить перед тем, как уйти, и училась пользоваться ножом. Она училась тому, чему учится каждый во время войны. Пережить этот кошмар – единственное, что имеет значение.
Из шеренги девчонок на углу француз выбрал Софию потому, что даже после полутора лет, проведенных на улице, она все еще была красива. Жана-Клода Жобера всегда влекли контрасты. В этом случае – бледная кожа и черные волосы вкупе с четко очерченными бровями; аристократическая осанка и грязная школьная униформа; юность и опыт. У него имелись деньги, а в Стамбуле еще можно было разжиться кое-чем, если способен платить. Он настоял, чтобы Софию одели должным образом, обеспечили гостиничной комнатой с проточной водой, где она могла мыться, и едой, которую она не стала бы глотать, не разжевывая, – несмотря на явное недоедание. София приняла и это, и то, что последовало дальше, – без благодарности или стыда. Жобер отыскал ее во второй раз, и после, за обедом, они обсудили войну, внешний мир и его бизнес.
– Я фьючерсный брокер, – сообщил он, отвалившись от стола и поправляя живот над ремнем. – Представляю группу инвесторов, которые спонсируют перспективных молодых людей, попавших в сложные обстоятельства.
Свое состояние Жобер сделал в Западном полушарии, разыскивая в трущобах и сиротских приютах способных и настойчивых детей, чьи безответственные или умершие родители не могли обеспечить ни окружения, ни образования, достаточных, чтобы развить их потенциал. «Бразилия, конечно же, первая приватизировала свои сиротские приюты», – сказал он ей. Обремененное сотнями тысяч детей, брошенных, осиротевших вследствие СПИДа, туберкулеза, холеры или просто растущих без присмотра, тамошнее правительство в конце концов перестало притворяться, что оно может как-то помочь этим малышам. У спонсоров Жобера имелся иной путь.
– Все выигрывают, – объяснил Жан-Клод Жобер. – Бремя налогоплательщиков сокращается, дети растут в приличных условиях, их кормят и обучают. В обмен инвесторы получают процент от денег, заработанных этими детьми в течение жизни.
Возник оживленный вторичный рынок, биржа, где можно вложить деньги в восьмилетнего ребенка, чьи способности к математике оказались экстраординарно высокими, где права на заработки студента-медика можно обменять на право распоряжаться гонорарами талантливого юного биоинженера. Либералы были в ужасе, но люди вроде Жобера знали, что такая практика придает детям денежную ценность, а это уменьшает их шансы быть застреленными при уличных облавах.
– И все же, – сказал Жобер, – я считаю, что многих перспективных и энергичных молодых людей угнетают пожизненные контракты. Они перегорают, отказываются работать. Наверное, ты понимаешь, какое это расточительство.
Жобер предложил заключать более справедливые контракты, возможно, на двадцать лет, что включало бы годы обучения, обеспечиваемого инвесторами.
– Брокеры – такие, как я, – будут подыскивать работу для дарования, которому станут выплачивать приличное жалование. А когда, мадмуазель, твои обязательства по контракту завершатся, ты будешь иметь репутацию, опыт, связи – твердый фундамент, на котором можно строить карьеру.
Конечно, было необходимо, чтобы Софию проверили на различные болезни и дисфункции, способные повлиять на ее работу.
– При обнаружении какой-либо хвори, – пояснил Жобер, – тебя будут лечить, если это возможно и, естественно, с твоего согласия, ma cherie[18]. Медицинские расходы добавляются к контрактному долгу.
Именно София предложила включить в договор пункт, позволявший ей выкупить Жобера, если ее заработки смогут покрыть инвестиции его спонсоров плюс четыре процента на прогнозируемую инфляцию, начисляемые ежегодно в течение срока контракта, но не более двадцати лет. Жобер был восхищен:
– Мадмуазель, я аплодирую твоему деловому чутью. Как приятно работать с девушкой, столь же практичной, сколь и прекрасной!
Такой пункт позволял получать высокие доходы с максимальной быстротой, что было выгодно им обоим.
С этого момента их отношения стали самыми теплыми. После пожатия рук, скрепившего их соглашение, Жобер больше никогда не притрагивался к Софии – у него был свой кодекс чести. Ее преподаватели и инструкторы обнаружили, что она впитывает знания, как губка. Полиглот с детства, София говорила на ладино, классическом иврите, литературном французском, коммерческом английском, а также на турецком своих соседей и одноклассников. К этим языкам, решили инвесторы, нужно добавить японский и польский, чтобы расширить сферу ее полезности. У Софии была природная склонность к разработке интеллектуальных компьютерных систем, которую инвесторы не замедлили развить. Следуя в русле великих сефардских традиций, ее программы отличались строгой логической четкостью, а переходы от одной темы к другой были изящными и плавными.
Жобера поздравили с приобретением, и ныне он преуспевал – как и его спонсоры. Сам же он чувствовал, что спас нечто потрясающее, когда нашел Софию Мендес. Под грязью и лохмотьями Жобер разглядел самообладание и ум, и его проницательность принесла изрядную прибыль.
А что София Мендес видела ныне – зрением, незамутненным эмоциями, – это окончание ее неволи. Ей нужно было лишь изучить работу астронома, а затем научиться выполнять ее быстрее, дешевле и точнее, чем он. София сопротивлялась как надежде, так и страху, ибо и то, и другое делает тебя слабее.
В первый же день пребывания Софии на радиотелескопе доктор Яногучи познакомил ее с Джорджем Эдвардсом.
– Доктор Эдвардc – наш самый компетентный гид, – сказал Яногучи, и она пожала руку худощавому седому мужчине возраста ее отца, доживи он до этого дня. – Нас посещает довольно много туристических и школьных групп. Он проведет с вами стандартную экскурсию, но не стесняйтесь задавать вопросы. Джордж знает все! А когда закончите, можете приступать к работе с Джимми Квинном.
Ее изумил размер аресибского телескопа: триста метров в диаметре, огромная алюминиевая чаша, помещенная в естественную впадину между горами. Над чашей нависала громада управляемой антенны в сотню тонн, которую поддерживали тросы, протянутые к опорным башням, надежно закрепленным в ближних холмах.
