Андрей Кокоулин - Нея
Виктор юркнул между боковыми стенками домов, продрался на задний двор, напрочь заросший уже потрескивающей искрами травой, и оглянулся.
Фигуры появились в просвете и заторопились следом.
Кто ж такие-то? Виктор бросился сквозь траву на следующий двор. Не Настин ли дом? Может, к ней? Или к себе? Забаррикадироваться. Осмелятся ли войти?
Краем глаза он заметил, что фигуры не отстают, одна упала, но тут же поднялась. Снова свистнул камень.
Так, побивание камнями — это что, что-то библейское? Какие-нибудь поборники чистоты, древних земных обрядов?
Виктор сломал заборчик, вставший на пути, обогнул на вираже заросшую детскую горку, зацепился ладонью за угол дома, оценил мельком — бегут, сволочи. Тяжело, тоже не молодые, но ведь бегут. Где бы спрятаться?
Он снова пересек улицу, пустынную, вымершую ко всем чертям. Глухое эхо разносило звуки бега.
Хотел людей? Вот тебе люди. Целых двое. Рад ты им? Камни — это ж весело. Ухохочешься, пока не прилетит.
Кровь шумела в ушах. Виктор заложил крюк, намереваясь выскочить к пустырю, рядом с которым встретил Василя. Там, в развалинах, пожалуй, можно попробовать оторваться.
За спиной топали и со всхрипами дышали. Упорные. Еще бы наддув в комбинезоне работал на мышечные приводы. А голос, зараза, молчал. Казалось, он с ехидством наблюдает за ситуацией. Смотрит его глазами, хихикает. Бежишь, Рыцев? Ну-ну, беги, радуйся.
А может, это их желание, подумалось Виктору.
Погонять приезжего. Поставить несколько синяков. Может, один из этих — Настин ухажер. Или оба. А я с ней спал. Такие вот провинциальные развлечения.
Тварь что? Тварь желаниям потворствует.
Виктор резко свернул к остаткам стены и прижался к шероховатому местному кирпичу. Хотя глупо, конечно, таиться от того, кто у тебя в голове.
Преследователи не добежали, на слух остановились в пяти-шести шагах. Хриплое дыхание одного, "все-все-все" другого.
Трава вокруг несмело попыхивала электрическим светом.
— Эй, — услышал Виктор. — Мы все. Мы уходим.
Он усмехнулся.
Детская разводка. Не знают, где искать, и надеются, что он выглянет.
— Можешь… прятаться, сколько влезет… — добавил второй, одышливый, странно знакомый голос. — Бегаешь ты хорошо… для следователя.
— Счастливо оставаться.
Виктор нахмурился.
Присев, он осторожно выглянул. Фигуры действительно удалялись. Искры рассыпались перед ними. Затем они вышли на асфальт.
— Это что было-то? — крикнул он, выступив из-за стены.
Один из участников погони, не останавливаясь, устало махнул рукой. Зато другой повернулся, ожидая, когда Виктор приблизится.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте. Вы же Шохо… — узнал Виктор.
— Шохонуров, — кивнул мужчина.
— И зачем это все?
Шохонуров пожал плечами. Небритость делила его лицо надвое — нижнюю темную половину и светлую верхнюю.
— Это ж ваше желание.
— Мое? — удивился Виктор.
— Ну, мы так поняли. Нам так… — Шохонуров замялся. — Вы, в общем, хотели этих… острых ощущений. Я не сильно попал?
Виктор дотронулся до спины.
— Я вовсе не хотел… Ай.
Шохонуров изменился в лице.
— Больно?
— Терпимо. Я вовсе не хотел острых ощущений. Я хотел… — Виктор подумал, стоит ли объяснять. — Не важно, впрочем.
Он проверил, цел ли планшет.
— Я тогда пойду? — спросил Шохонуров. — А то когда электричество, меня в сон клонит. Привычка выработалась. Никуда от нее.
— А где живете?
Они пошли рядом.
— А вот следующая за Донной, — показал рукой за дома Шохонуров.
— Ясно. Завтра поможете спуститься в Провал?
— Да, я помню. В мастерской есть переносная лебедка, я ее возьму. У Провала даже отверстия под нее просверлены.
Они брели в русле сполохов у обочин, отсветы электрических узоров загорались на стенах домов. Казалось странным: только что один бросал камни, а другой убегал, и вот уже идут вместе.
— Вы знаете, — сказал Шохонуров, — трава здесь еще слабо светится, вот дальше от города, где ее много…
Он замолчал, то ли не умея выразить, то ли решив, что Виктору это может быть не интересно. Странный человек, зачем тогда начинал?
Настя сидела на ступеньке своего крыльца. Увидела их, отвернулась. Нахохлилась, худое чучело в мешковатом вязаном балахоне.
— Проходите, не мозольте уже глаза, — сказала.
Но Виктор подошел.
— Настя, ты извини. Ты же знаешь, как оно все.
Настя кивнула, опустив голову. Виктору стала видна светлая линия пробора.
— Я знаю, да, — резко ответила Настя. — Все вы… нена…
Ее вдруг скукожило, сжало, из губ вырвался стон, она зубами впилась в собственную руку. Капельки крови закапали на колени.
— Я пойду, — испуганно произнес из-за спины Шохонуров и прошептал: — Не смотри на нее. Просто не смотри.
— Почему?
— Это… примета: в постель к ней попадешь…
Отступив, Шохонуров пропал между домами.
— На-асть, — потоптавшись, протянул Виктор, — ты шляпы моей не брала?
— Шляпы?
Женщина подняла лицо. Губы влажно блестели. Подбородок прочертила тонкая струйка.
— Ты ее, наверное, постирала.
— И вы об этом думаете? Вам это более важно?
Виктор пожал плечами.
— Люди держатся за мелочи. Потому что часто мелочи не дают сойти с ума.
— Вон как, — Настя, усмехнувшись, поднялась. — Я-то, дура, думала, что люди должны держаться за людей.
Она осмотрела руку, лунки зубов на коже, размазала кровь пальцами.
— Настя…
— Идите к себе, Рыцев, — мертвым голосом произнесла женщина. — Не стирала я вашу шляпу. Вообще ее не видела.
Она взялась за дверную ручку.
— Настя, да пойми ты! — крикнул Виктор. — Нами играют! Всеми! Это не я был ночью. Не я! И ты, возможно, была не ты. Где здесь настоящее? Где любовь?
Боль выкрутила ему ногу. Виктор упал. Дверь за Настей закрылась.
Что ж, мы все рады, каждый в свою норку, каждый нашепчет свое желание. Только толку-то. Морщась, Виктор дотянулся до окаменевшей икры, потискал и помял ее сквозь ткань штанины. Не удивительно, что никого, все себе загадывают…
Осторожно размышляя, он дополз, доковылял до "дома для идиотов".
Ногу отпускало медленно, резкая боль сменялась тягучей, за ней пошла послабее, на которую и внимания можно не обращать.
Вот еще что, подумал Виктор. Части тела.
Сегодня нога, желудок, точка за глазами. Еще на биоферме, комплексно. Вчера — несколько легких уколов, экзекуция перед кладбищем. Он передернул плечами, вспомнив. Как-то даже чересчур, кажется, поваляло.
Но опять же не видится взаимосвязи ни с определенным ходом мыслей, ни с отдельно думаемыми словами. Замечательно было бы, если такая взаимосвязь обнаружилась. Но есть ли она? Есть ли?
