Ларри Нивен - Молот Люцифера
образовавшийся в результате непрерывной, на протяжении
геологических эпох, бомбардировке поверхности Луны
метеоритами. Эта бомбардировка так искрошила поверхность,
что та стала представлять из себя слой толщиной в
несколько метров из мельчайших обломков камня.
Доктор Джон А.Вуд. Смитсонианский институт.Фред Лаурен немного подрегулировал телескоп. Телескоп был большой: четырехдюймовый рефрактор на массивной треноге. Эта квартира стоила Фреду немало, даже слишком много, но она была ему необходима — чтобы наблюдать. Вся ее обстановка состояла из дешевой кровати, нескольких подушек, брошенных прямо на пол, и большого телескопа.
Наблюдал Фред за темным окном в четверти мили отсюда. Скоро она должна вернуться домой. Она всегда возвращается именно в это время. Кто она? Чем занимается? Она одинока — никто не провожает ее. Внезапная мысль ужаснула Фреда, а затем он почувствовал себя совсем паршиво. А вдруг она встречается с красивым мужчиной где-нибудь в другом месте? Они вместе обедают, а потом отправляются к нему на квартиру. Может, как раз именно сейчас этот мужчина кладет свои грязные лапы на ее грудь. Руки у него, конечно же, волосатые, грубые — руки слесаря — и вот эти руки скользят вниз, они ласкают, продвигаются вниз, следуя изгибам ее гладкого живота… НЕТ? Она не из таких. Она не позволит никому проделывать с собой такое. Не позволит.
Но все женщины позволяли и позволяют. Даже его мать. Фред Лаурен содрогнулся. Против воли пришли воспоминания: ему только девять лет, он зашел к матери попросить ее о чем-то, а она лежала в кровати, и на ней лежал мужчина, которого Фред называл дядей Джеком. Мать стонала и извивалась, а дядя Джек тут же соскочил с кровати.
— Ты, ублюдок маленький, я тебе отрежу сейчас, черт побери, твои яйца! Что, посмотреть захотелось? Думаешь, увидишь что-нибудь интересное? Стой на этом месте и, если скажешь хоть слово, я оторву твою писку!
И Фред смотрел. А его мать позволяла этому мужчине делать с ней все, что угодно.
Окно засветилось. Она пришла! Фред затаил дыхание. Она — одна? Одна.
С собой у нее была большая продуктовая сумка, которую она сразу же отнесла на кухню. Сейчас она выпьет свою обычную порцию, подумал Фред. Лучше бы она не пила так много. Выглядит усталой. Он наблюдал, как девушка смешивает себе мартини. Она взяла кувшин и пошла с ним на кухню. Фред не стал смотреть, что она там делает, хотя и мог бы — для этого надо чуть изменить положение телескопа. Ожидание раздразнивало его. У нее было почти треугольное лицо с высокими скулами, маленький рот и большие темные глаза. Волосы длинные и вьющиеся — светлые, крашенные. В пахе волосы были почти черные. Фред прощал ей этот маленький обман, хотя по началу и был несколько шокирован.
Она вернулась обратно, неся кувшин и чайную ложечку. В магазине подарков, в следующем по улице доме, продавалась посеребренная специальная ложечка для мартини, и Фред часто останавливался, рассматривая эту безделушку. И пытаясь совладать с собой, чтобы не купить эту ложечку — для нее. Может быть, тогда бы она пригласила его к себе на квартиру. Она не пригласит его, пока он не накупит ей подарков, а этого он сделать не может: ведь он знает, что ей нравится, и ей обязательно захочется узнать, откуда он это знает. Фред Лаурен подался немного вперед, чтобы коснуться ее, коснуться сквозь волшебное зеркало телескопа… коснуться лишь мысленно, в безнадежном томлении.
Сейчас, сейчас она сделает это. Чтобы поменьше утруждаться на работе, она надевает на себя как можно меньше. Работает она в банке, и хотя служащим там девушкам разрешается носить брюки и прочие безобразные изделия, вошедшие в моду в текущем году, она их не носит. Колин не носит их. Он знает, как ее зовут. Он хотел положить немного денег на ее счет в банке, но не посмел. Одевается она хорошо, одевается так, что заслуживала продвижения по службе, и ее, действительно, повысили — теперь она работала в отделе новых вкладов, и там Фреду поговорить с ней уже не удастся. Он радовался за нее, что ее повысили, но в то же время ему хотелось, чтобы она оставалась работать на прежнем месте, в справочной, где можно было бы сделать так: вот он входит, направляется к ее окошку и…
Она сняла с себя голубое платье и бережно повесила его в единственный в ее комнате шкаф. А квартира у нее очень маленькая: всего одна комната, ванная и крошечная кухня. Спит она на кушетке.
Нижнее белье у нее было старое, потрепанное. Фред не раз видел, как она штопала его по ночам. Под комбинацией она обычно носила черные кружевные трусики. Сквозь комбинацию можно было разглядеть их цвет. А иногда она одевала трусики розовые, с черными полосками.
Скоро она пойдет принимать ванну. В ванне Колин моется подолгу. За это время Фред мог бы успеть дойти до ее дома и постучать в дверь. И она бы открыла. Однажды она открыла дверь не одевшись, а только набросив на себя полотенце, а за дверью стоял монтер телефонной компании. В другой раз она так же открыла дверь управляющему домом, и Фред знал, что смог бы сымитировать его голос. Он не раз заходил вслед за управляющим в бар и слушал, как тот говорит. Она бы открыла дверь и…
Но этого ему делать не следует. Он знает, что случится, если она откроет ему дверь. Он знает, что произойдет. Уже в третий раз. Третье изнасилование. И снова его запрут с этими мужчинами, с этими НЕЛЮДЬМИ. Фред вспомнил, как именовали его в камере мужчины, что они вытворяли с ним. И приглушенно заскулил — как можно тише, будто она могла услышать его.
Она одела халат. Ее обед уже разогревался в духовке. Она села, включила телевизор. Фред галопом пересек комнату и включил свой. Переключил его на тот же канал. Снова быстро приник к телескопу. Теперь он, глядя поверх ее плеча, мог не только видеть экран ее телевизора, но и слышать звук. Будто они смотрят телевизор вместе — она и Фред.
По этому каналу шла передача о комете.
Длинные, худощавые, безволосые мужские руки были сильными. Сильнее, чем казалось на первый взгляд. Они скользили по телу Маурин — искусные, опытные руки. «Муррр», сказала Маурин. Она внезапно притянула к мужчину к себе, изогнулась, лежа на боку, и обхватила его своими длинными ногами. Он мягко отодвинул ее и продолжал гладить. Он нежно играл ею, как… как реактивным двигателем при посадке на Луну. Эта мысль пронзила его мозг. Странная мысль, неудобная. Губы его скользили по ее груди, язык совершал быстрые движения, на мгновения касаясь кожи. И он добился: она растворилась в нем. Она сейчас уже забыла о технике любви. Но он — не забыл: он никогда не терял над собой контроля. Он не кончит раньше нее, в этом она может быть уверена, но сейчас — не время для мыслей, сейчас должно быть лишь содрогание от волн ощущений…
