Михаил Савеличев - Тигр, тигр, светло горящий !
Кто-то говорил, что он сошел с ума, кто-то восхищался его самокритичностью и неудовлетворенностью своими творениями. Были дураки, которые убеждали всех, что этот эксцентричный дядька просто создавал себе рекламу на века, в чем и преуспел. А он просто понял свою ошибку. Понял и ужаснулся.
Я поковырял остывший пирог.
— Вот поэтому, Одри, я больше ничего не пишу.
— Жаль, — сказала Одри, — Мне кажется, вы во многом не правы. Для меня книга — оригинальный способ поговорить сразу со многими интересными для меня людьми, побудить себя к размышлениям. Вы, как писатель, слишком большое могущество приписываете книгам. Вряд ли кто в реальной жизни придерживается книжных идей. Это как поваренная книга — рецепт вроде правильный, а получается совсем не вкусно.
— Вот именно.
Одри замолчала и, выудив из тарелки с маринованной олениной пропитанную Pinot Noire грушу, принялась ее поедать.
Глава четвертая. ЖЕЛТЫЙ ТИГР. Париж — Претория, октябрь 57-го
На прощание они мило расцеловались. Наконец Пэм отстала от него на ближайшие три часа и унеслась вверх по пустому экскалатору в свои апартаменты, в которых она жила, писала сценарии, обедала, вела свои прямые репортажи и изучала японский язык. В мир она не спускалась вот уже несколько лет, предпочитая вести все необходимые переговоры либо у себя в студии, либо по видеофону, напоминая этим Кириллу его агента Эпштейна. Транспорту она не доверяла свое бренно-ценное тело, а модных ныне Окон боялась панически. Неудивительно, что за годы затворничества Памела прекрасно изучила все Здание и не нуждалась ни в каких схемах и Поводырях.
В Кирилле стала просыпаться злость, настроение резко улучшилось, он зарычал и защелкал зубами, глядя во след этой трепетной лани. Он ее не боялся. Ну что тут страшного? Всего лишь разденут, намажут спиртом где-то в районе пупка, полоснут по коже туповатым скальпелем, от которого во все стороны полетят брызги черной крови, разрежут мышцы, покопаются во внутренностях, многозначительно переглядываясь, причмокивая и качая головами, что-то вырежут, что-то зашьют. И все. За исключением самой малости. Так, пустячок — при всем при этом хирургическом процессе оперируемому забудут дать наркоз. Даже местный.
Кирилл помотал головой, освобождаясь от навязчивого видения замызганной его кровью операционной и Суки Пэм с консервным ножом в немытых руках, и осмотрелся. Здание ТВФ насчитывало семь тысяч этажей и около трехсот тысяч помещений в которых располагались студии, творческие лаборатории, конторы, служебные и потайные комнаты, спортзалы, бассейны, концертные комплексы, магазины, заводы грез, оружейные и многое другое где вертелись винтики и пружинки Евро-Азиатского Конгломерата — режиссеры, репортеры, аналитики, операторы, ведущие, дворники, рабочие, примадонны, авторы, комментаторы, флористы, имитаторы, музыканты, поводыри, секретари, роботы и, даже, пара-тройка Снежных Людей и одно Лох-Несское чудовище. Ходили слухи, что по коридорам бродит загадочное Мокеле-Мбеле, пожирающее подвернувшихся людей и киберуборщиков, но ни подтвердить их, ни опровергнуть никто пока не мог. Информационные джунгли еще ждали своих Хейердалов и Тян-Шанских. Здесь можно было прожить всю жизнь и ни в чем не нуждаться.
Здание проектировалось компьютерами в которых явно во время расчетов произошел сбой программы, вовремя не устраненный программистами, из-за чего его внутренняя планировка не подчинялась евклидовой геометрии. Больше всего это напоминало внутренности четырехмерного фрактала в который, по какой-то даже им самим непонятной прихоти, заползли трехмерные блохи и стали в полном отупении прыгать по извивам гиперкубов, гипершаров и гиперцилиндров, пытаясь нащупать в этом стройном хаосе свою плоскую закономерность. Здание не знал никто. Некоторые его этажи до сих пор пустовали, так как входа туда еще не нашли или их просто не замечали, а о заблудившихся в лабиринте коридоров и толпах абсолютно чужих людей передавались из поколения в поколение страшные легенды. Это была вполне осязаемая модель Вселенной непостижимо-равнодушная и халтурно сделанная человеческими руками.
Щелкая пальцами, Кирилл нетерпеливо оглядывался, выискивая свободного Поводыря. Наконец на его зов откликнулись — мальчик лет десяти с бритой головой и зататуированными щеками. Он доверительно взял Кирилла профессионально крепкой хваткой за левую ладонь и для пущей гарантии защелкнул на его запястье металлический наручник, намертво прикованный длинной цепочкой к его широкому поясу, начиненному электроникой. В толчее народа в противном случае легко было потерять друг друга из вида, а за это на Поводыря возлагался солидный штраф.
Поводыри были еще одной легендой Здания. Они здесь образовывали довольно замкнутую касту и мало кто мог сказать о них что-то достоверное, как и о Здании. Говорили, что живут они здесь же, на Пустующих Этажах, где у них чуть ли не свой город или государство. Говорили, что отбирают (или похищают?) в Поводыри только мальчиков и странными упражнениями развивают у них феноменальную память. Говорили, что мало кто из них доживает до совершеннолетия — толи это действительно была очень рисковая профессия, толи ребята баловались сатанизмом и просто-напросто съедали переростков. Они были аборигенами этого мира и Кирилла мало занимали, собственно как и любое транспортное средство.
— Куда, товарищ? — спросил Поводырь.
Кирилл назвал сложную комбинацию букв и цифр, которую его заставили выучить как собственное имя, иначе он рисковал больше никогда не попасть на свою работу. Когда-то он пытался в ней разобраться, думая, что как и во всех нормальных домах этот номер включает в себя указание на этаж, коридор, переулок и комнату, но у него, конечно, ничего не получилось. Во-первых, он не знал этажа на котором творил. Во-вторых, имел самое смутное представление о коридоре, в который нужно свернуть. В-третьих, дверь его студии не имела никаких отличительных признаков, позволяющих выделить ее в трехсоттысячном сонме других дверей, даже номера. Он подозревал, что все метки, которые он, Андрей или Жанна пытались оставить на ней, стирались слишком добросовестными уборщиками или теми же Поводырями, отстаивающими свое монопольное право на знание Здания. И единственное, что Кирилл мог уверенно сказать о своей конторе, это то, что помещалась она гораздо выше Гироскопа, гул вращения которого сотрясал все близлежащие этажи.
Тем временем Поводырь вел его по катакомбам Здания и на своем пути они проходили залитые ярким светом из огромных панорамных окон коридорам, в которых всегда было много зевак, любующихся низкой облачностью и загорающих под осенним солнцем в полосатых шезлонгах; затем они попадали в сумрачные ходы, освещенные тусклыми лампочками и наполненными странным пением неведомых механизмов; проходили они и через студии, в которых кто-то брал интервью или кого-то резали в очередной мыльной опере; несколько раз они довольно бесцеремонно прогулялись по жилым квартирам под изумленными взглядами чинных семейств и занятых своим профессиональным делом путан, но никто не возмущался, так как входить с клиентом в любые двери было неписаным правом Поводыря. Крепко держась за руки, Кирилл и его спутник, не имеющий имени, бесстрашно прыгали в гравитационные колодцы, поднимались на экскалаторах и лифтах, брали напрокат миникар и, даже, залезали вверх по дереву на другой этаж.
