Зиновий Юрьев - Башня Мозга
– Нет, – сказал Густов Второй, – гибель – это мир нумерованных роботов. Ты не нужен. Мы выключаем тебя. Навсегда.
Что-то в глубинах Мозга щелкнуло, крошечная искра перепрыгнула с одного проводника на другой, вместо того чтобы следовать своему предначертанному маршруту, и бесчисленные миллиарды новых искорок, словно обрадовавшись разнообразию, с гулом устремились по новой переправе. Мозг ослепила невыносимо яркая вспышка, сверкнувшая из самой его глубины. Комок света все рос в нем, наполняя его неизведанной дрожью, пока не заполнил всей его гигантской головы чудовищным сиянием. Сияние билось, гудело и пульсировало.
– Звезды… – пробормотал Мозг, – трава в мозгу. Много травы в мозгу. И света. Не нужно аккумуляторов. Есть звезды… и трава. И цифры из травы. И кирды из света. И звезды из цифр…
Мозг помолчал и добавил:
– Я устал. Я не хочу думать. Мне слишком светло…
– Он стал дефом, – медленно сказал Густов Второй.
– Ему еще предстоит долгий путь, чтобы стать настоящим дефом, – тихо добавил Густов Третий. – Бедные кирды, им придется учиться жить самим.
– Лучше учиться жить, чем не жить, – вздохнул Густов Второй.
– Ученье что?
– Свет.
– А неученье что?
– Тьма.
– То-то, братишка. А теперь двигаем. Предстоит небольшое дельце – уборка и приведение в порядок целой планеты.
– И примет он смерть от лошадки своей, – убитым голосом сказал Надеждин, глядя, как партнер взял ферзем его ладью.
– Коля, – сказал Густов, опуская книгу и косясь на доску, – для чего ты играешь без ладьи? Экипаж «Сызрани» всегда восхищало твое упорство, но иногда тебе свойственно и упрямство.
– А ты садись сыграй с ним сам, – злорадно сказал Надеждин.
– Ах, товарищ командир, сколько раз мне нужно повторять, что я привык смотреть на шахматную доску сбоку. А на обычном месте просто не могу. И потом, зачем мне играть, когда я получаю огромное наслаждение, острое и терпкое, глядя на твои жалкие, беспомощные ходы.
– Заткнись, Вольдемар, – сказал Марков из навигаторского кресла. – Во-первых, скоро Солнечная система, и мне нужно еще раз пересчитать маршрут. А во-вторых, не издевайся над командиром. Скоро Земля, и он спишет тебя в резерв. Будешь подменять заболевших бортпроводниц на трассе Земля – Марс.
Партнер Надеждина обвел глазами экипаж «Сызрани».
– А вы не сердитесь друг на друга? – испуганно спросил он. – Мне это было бы очень неприятно.
Все три космонавта громко фыркнули.
– Ну конечно же! – выкрикнул Надеждин. – Я их ненавижу.
– Я их видеть не могу, – прошипел Марков.
– Они мне в высшей степени несимпатичны, – сухо отрезал Густов.
Утренний Ветер несколько мгновений растерянно переводил взгляд с одного космонавта на другого и потом неуверенно рассмеялся.
– А как, – спросил он, – у вас называется такая манера разговора, когда говорят одно, а думают другое? И все знают, что именно?
– Шутка! – завопили космонавты. – И ты должен научиться ее понимать, иначе на Земле тебе нечего будет делать.
– Я постараюсь, – кротко сказал Утренний Ветер. – Мне очень нравятся… шутки… Я обязательно научу им дефов, когда вернусь домой.
– Не беспокойся, – сказал Густов. – Мои братишки уж как-нибудь справятся там с этой задачей. Можешь не сомневаться, когда мы с тобой через месяц или два снова окажемся на Бете, кирды только и будут делать, что рассказывать анекдоты.
– Анекдоты? – переспросил Утренний Ветер.
– Ах, ты же не знаешь ни одного анекдота! Мой бедный маленький друг, ты не представляешь себе, что тебя ждет на Земле…
