Александр Борянский - Время покупать черные перстни
— Хорошо.
Мы вернулись в спальню, демонстративно не глядя друг на друга, создавая видимость, что хоть до драки и не дошло, но отныне мы — враги лютые.
На ужин я, естественно, не пошел. Уже начало сосать под ложечкой, и предательница-фантазия принялась подсказывать способы утолить голод так, чтобы никто об этом не узнал. Говорят, это особенность совести современного человека: она чиста, пока о твоем преступлении не знают окружающие. Стоит преступлению открыться, как совесть начинает мучить тебя, не дает тебе спать… Вплоть до самоубийства. Но только если кто-то узнал.
Когда народ вернулся с ужина, я поднялся и на всякий случай прошел к койке Сан Саныча. Пусто. Он открыл сразу, только я постучал.
— Заходи быстрее, — он запер за мной дверь. — Я тут один, и никто нас точно не подслушает, я каждый миллиметр облазил.
Я огляделся. Небольшая комната была доверху забита колбами, ретортами и иными алхимическими принадлежностями. На верстаке в углу стояло угнетающего вида приспособление в полуразобранном состоянии с несколькими, торчащими в разные стороны, металлическими прутьями впереди и змеевиком (пружиной? скрученным кабелем?) позади.
— Сколько вас тут занимается?
— Пятеро. Но что другие делают, я не знаю, я и сам им не объясняю ничего. А тебе можно верить.
— Почему?
— Стукач бы первым в бега не подался. Да и разукрасили тебя больно хорошо. Своего бы так не стали.
Он подошел к столу и, внезапно смутившись, сказал:
— Вот, посмотри, чего я здесь нахимичил… У меня давно уже эта мысль вертелась, но то времени не было, то препаратов нужных, то не везло просто, да и всегда что-нибудь поважнее находилось… — Говоря это, он достал из-под стола кирпич и поставил на него две склянки — с прозрачной и мутно-зеленоватой жидкостями.
— Не самогон?
— Между прочим, я и сам удивляюсь, как Зонов такую возможность не учел: мы тут вполне можем наладить производство первача на широкую ногу, и хана бы всему ихнему эксперименту.
— А, может, наоборот, это и был бы успех? Может, это как раз и подтвердило бы какие-то его теоретические выкладки? Например, что в неволе интеллигенция спивается.
— Это-то мы и без него знаем. Вот, — Сан Саныч открыл пробирку с прозрачной жидкостью и плеснул ее содержимым на кирпич. — Сейчас минутку подождем, и готово будет. Если хорошенько подумать, тут куча перспектив. — Он разволновался. — Так, теперь дальше, — он открыл вторую пробирку и чуть-чуть капнул из нее. — Все. Покурим.
Закурили. Я поглядывал на кирпич, но ничего сверхъестественного с ним не происходило. У меня появилось подозрение, что Сан-Саныч просто свихнулся от переживаний. Помешался. На кирпичах.
— Так, — он встал с табуретки. — Ну-ка, потрогай.
— Не ядовито?
— Давай, давай. Я потрогал. Кирпич как кирпич.
— Посильней нажми. Я нажал, но твердости не почувствовал. Пальцы вошли в рыжую субстанцию легко, как в мокрую глину.
— Ясно?
— Здорово! Только зачем?
— Трудно, наверное, быть глупым. Слушай сюда. Как основу я использовал самые обыкновенные бактерии гниения. Здесь, — он показал на пустую пробирку, — питательный раствор, он же и катализатор.
— Э-э, — я тщательно вытер руку о штаны, — а у меня пальцы не того?
— Не того, не бойся. И штаны — не того. Узкая специализация — строительные материалы: бетон, кирпич, кафель, шифер.
— А весь дом эти твои бактерии не сожрут?
— Даже не знаю, как тебе объяснить. Короче, они действуют строго там, где поверхности коснулся катализатор. Если я на стене толщиной в метр мазну пятнышко в сантиметр диаметром, они «выгрызут» отверстие глубиной в метр, а диаметром — ровно сантиметр.
— Лихо. И как же ты за два дня вывел новый вид бактерий? Я был бы дураком, если бы поверил.
— За минуту у них сменяются сотни поколений. Так что, научившись влиять на отбор, можно и за час новый вид вывести.
Я прикинул возможности его изобретения и предположил:
— А ведь это — страшное оружие.
Сан Саныч пренебрежительно махнул рукой:
— Брось. Что угодно можно заставить работать на войну. Я же не бомбу сделал. У этой штуки масса мирных применений. Да хотя бы дом старый снести. За полчаса можно. И без больших потерь. А в геологии… Оружие-то это как раз неудобное: надо, чтобы людей убивало, а материальные ценности сохранялись, как нейтронная бомба. А у меня — все наоборот.
— Ну и когда приступим?
— К чему?
— Когда начнем НИИ уничтожать?
— Не надо суетиться, Саша. У нас в руках теперь крупный козырь, ни к чему вскрывать его раньше времени.
Я никак не мог уснуть. Попытался считать слонов, но они не считались. И верблюдицы не считались. Считались только пельмени. На двести шестнадцатом я понял, что спать мне от такого счета расхотелось и вовсе. И захотелось есть. Еще сильнее.
Кому она нужна, моя голодовка. Но нет, это уже «дело чести». А пользы-то реальной никакой. Как было бы здорово все-таки, если бы я ел, а никто вокруг об этом не знал… И тут меня просто подкинуло. Да ведь все элементарно, как репа. Только такой дебил, как я, мог столько времени потратить на эту детсадовскую задачку. Перед глазами стояла готовая схема: бери детали и паяй.
Я даже забыл на минутку, где я, и решил срочно позвонить Эльке. Она ни черта, конечно, не поймет, но зато честно порадуется со мной на пару. И хотя она будет далеко, на том конце провода, я буду знать, как смешно она морщит от удовольствия свою кнопку-нос. Во всяком случае, я сумею втолковать ей, что я изобрел, как сделать ее талию еще тоньше.
Но я не дома. Тут никому ничего лучше не рассказывать. И все же…
Я встал, достал ручку и общую тетрадь, вышел в коридор, уселся там прямо на пол и принялся рисовать. А схемка-то выходит вовсе не такая простая, как мне показалось сначала. Но выполнимая. Даже в нынешних ублюдочных условиях. Мысли мои подгонял так и не сосчитанный пельмень, следовавший за двести шестнадцатым.
Меня немного трясло от возбуждения. И зрение стало каким-то особенным: далекие предметы кажутся ближе, а тетрадка, на которой я выводил свои каракули, казалось, была очень далеко. И рука моя с авторучкой, соответственно, стала невообразимо длинной. Я с трудом ворочал этой рукой-бревном, зато голова работала с предельной ясностью. Единственное, чего я боялся, что не успею перенести на бумагу все, что пока так четко стоит перед внутренним взором.
Но я успел. Посмотрел напоследок схему, кое-что поправил, и убедившись, что завтра сумею разобрать все, пошел к постели. Но не дошел. Вернулся и принялся составлять список Зонову. В нем оказалось ни много ни мало триста двадцать два наименования. Три первых: паяльник, олово, канифоль; остальное — блоки и отдельные детали. Слава богу, почти без дефицита. И объем невеликий.
