Герберт Франке - Игрек минус
Его услышали, и вскоре дверь открылась. Бен сразу направился к модератору, заявил, что просидел запертым в подвале всю ночь, и попросил, чтобы от утренних занятий его освободили. Пришлось ждать прихода мастера из отдела ремонта -- он должен был установить, что именно произошло, после чего Бена отпустили и даже разрешили лечь в своей спальной кабине.
Как приятно было нежиться в своей постели, зная, что остальные сейчас в классах и спортивных залах! Собственно говоря, его должна была мучить совесть: ему бы никогда в голову не пришло, что он способен так легко отбросить основные правила, определявшие до сих пор его жизнь. Но почему-то он чувствовал себя превосходно, и не только из-за приятной усталости, которую испытывал: он теперь ощущал в себе силы, о существовании которых до этого не подозревал, и им владело неодолимое желание ставить перед собой трудноразрешимые задачи.
Теперь для него было просто невозможно провести в бездеятельности всю первую половину дня. Быстро приняв решение, он спустился на первый этаж блока, в медицинскую комнату, и попросил снотворных таблеток. В коробку, которую дали, ему удалось незаметно положить шприц для инъекций -- и через пять минут он уже снова лежал в своей постели и ждал сновидений, которые вызовет к жизни активация глубоко погребенного содержимого памяти.
II
Улицы были безлюдны, почти все время на них царила мертвая тишина. Электрички не ходили, такси были запрещены. Зато взад-вперед разъезжали набитые полицейскими патрульные джипы, и иногда можно было увидеть ползущий танк. Бен перебегал из парадного в парадное. Когда нужно было обогнуть угол, он останавливался и сперва удостоверялся в том, что впереди все спокойно. Наконец он нырнул в проход между двумя домами. В заднем дворе, где он оказался, находилась оснащенная устаревшей техникой типография; здесь они и печатали свои листовки. На большее они не осмеливались.
От группы остались считанные люди, в том числе Джонатан, Харди, Эдвиге и Франсуа. Остальные, выйдя из заключения, о подпольной борьбе не хотели даже слышать.
Свою работу в центральном банке данных сохранил только Бен. Он тогда чудом избежал ареста и так и не знал до сих пор, кто в тот раз вызвал его к видеофону. Было ли это случайностью или же кто-то захотел его спасти? Когда он увидел из окошка кабины видеофона приближающихся полицейских, он присел, а потом незаметно выскользнул через дверь; в его нагрудном кармане были спрятаны листки с перечнем способов саботажа -- неопровержимое доказательство бунтовщических намерений группы. Поэтому всех остальных и продержали под арестом так недолго. Но по этой же самой причине товарищи смотрели теперь на Бена как на чужого. Так стало несмотря на то, что роль его была важнее других: у него был больший, чем у них, доступ к информации о происходящих событиях, а когда нужно было провести какую-нибудь запланированную ими акцию, на клавиши пульта ложились его, а не их пальцы... Однако Бен не был доволен своим положением. Ибо, хотя ему этого не говорили, тень подозрения на нем лежала: некоторые считали, что именно он сообщил о замыслах товарищей и месте встречи.
Сейчас они сидели в задней комнате, вход в которую был замаскирован под стенной шкаф. Здесь они были в относительной безопасности.
Набрасывали текст новой листовки. Харди записывал черновые фразы, а остальные помогали формулировать окончательный вариант. Но всем было ясно, что их положение безнадежно.
-- По-моему, то, чем мы здесь занимаемся, бессмысленно, -- сказала Эдвиге. -- Только вдумайтесь: мы призываем к сопротивлению! А кто Сейчас настолько глуп, чтобы сопротивляться? Все знают, чем это грозит -заключением, исправительным лагерем...
-- Значит, все бросить? -- усмехнулся Франсуа.
-- Нет, -- ответила Эдвиге, -- но если мы не в состоянии придумать ничего, кроме красивых слов, можно свертывать все прямо сейчас.
-- Не думай, что расстаться с нами тебе будет очень легко! -- закричал Франсуа. -- Сама знаешь, что...
-- Оставь Эдвиге в покое, -- оборвал его Джонатан. -- Она говорит только то, что думаем мы все.
Харди отодвинул лист, на котором писал, и положил на него карандаш.
-- Что же ты предлагаешь? Придумал что-нибудь получше?
Джонатан кивнул.
-- Возможно.
-- Каждое слово из тебя как клещами вытаскиваешь! -- сердито воскликнул Франсуа.
-- Слушайте внимательно! -- Джонатан понизил голос, словно боясь, что его подслушают. -- Мне пришла в голову одна мысль... и, если я прав... это решит нашу проблему. -- Он помолчал. -- Знаете ли вы, что такое разрушение по стратегическим соображениям? Этим средством пользовались во всех войнах, и прежде всего тогда, когда войскам приходилось отступать. Речь шла о том, чтобы уничтожить важные объекты, не допустив тем самым, чтобы они попали в руки врагу. Спрашивается, не предусмотрело ли и наше правительство что-либо подобное на такой случай?
-- Что ты имеешь в виду?
-- Предусмотрело в каком смысле? И что должно быть разрушено?
Голос Джонатана зазвучал тверже:
-- Я убежден, что в важнейшие блоки центрального компьютера заложена взрывчатка. И наверняка есть код, известный только самой верхушке, при помощи которого заряды эти могут быть взорваны. Ведь совершенно очевидно: те никогда не допустят, чтобы компьютерная система со всеми данными, хранящимися в ее памяти, и бесчисленными программами, на которых держится их власть, попала в руки другим. Понимаете, что я хочу сказать?
Все заговорили, перебивая друг друга, восхищенные и воодушевленные этой мыслью; после долгого перерыва снова затеплилась надежда. Однако очень скоро они поняли, что решающий вопрос в следующем: как узнать этот код?
-- Ты об этом думал? -- спросил Франсуа. -- Да, -- ответил Джонатан. -Если кто и может узнать его, так это Бен.
Бен подумал о себе в этой связи еще до того, как Джонатан его назвал, и все-таки слова Джонатана застали его врасплох. Все смотрели на него -- кто умоляюще, кто просительно, кто требовательно. Он заговорил не сразу:
-- Вы знаете: я и так делаю все, что возможно. Но тут у меня никаких возможностей нет.
-- У тебя есть возможность, -- сказал Джонатан. -- И возможность эта -Барбара Буланже.
-- Не понимаю... -- проговорил, запинаясь, Бен.
-- Ну, ты ведь наверняка, как, впрочем, и другие, заметил, что Барбара к тебе неравнодушна. А работает она секретарем директора. Тебе все еще непонятно?
Бен покачал головой.
-- Я не испытываю к Барбаре никаких чувств. Она красивая девушка, но меня не интересует...
-- С этой минуты интересует, -- сказал жестко Джонатан. -- По-моему, мы друг друга поняли.
То, что говорилось потом, прошло мимо ушей Бена -- он ничего не слышал. Он думал о Барбаре... Джонатан психолог по профессии и, быть может, наблюдательнее других. Если вспомнить... да, интерес к нему Барбара проявляла. И нельзя отрицать, что она на самом деле замечательная девушка -не только красивая, но и обаятельная...
