Анатолий Днепров - Человек для архива
Тогда я, все еще воображая себя Эйнштейном и Ферми, вместе взятыми, сказал, что это для современной науки пустяковая задача, и если из-за Фарката он хочет уничтожить всех жителей Лендена, то пусть приходит ко мне, и я научу его, как это можно сделать. Разве мог я думать, что этот пьяный разговор будет иметь какие-то последствия? Каково же было мое удивление, когда на следующий день в мою лабораторию пришел Рисдер Куинс. С тех пор он стал мой, как Катарин, как Голл и многие другие… Куинс явился ко мне в тот самый день, когда лейтенант Верикор привел Голл. Опыты над ними, по странному совпадению, показали, что их сознание тоже очень чувствительно к нейтринному излучению, и я оставил их при себе, а в это время полковник Р. договорился с военным министерством о строительстве этого заведения. Были отпущены средства, и я надолго ушел в организационную работу, создавая проект подземной лаборатории с таким расчетом, чтобы нейтрино из космических глубин не мешали чистоте опытов, чтобы они не вмешивались, так сказать, в направленность моих экспериментов. К этому моменту я научился выделять из человека нейтринную структуру, которая отвечает за мышление… И еще я, если можно так выразиться, полюбил Голл…
— Вы полюбили Голл?..
— Не ревнуйте, Пэй… Сейчас я уже никого не люблю и никого никогда не полюблю… Голл, Катарин, кто еще — какая разница? Все они — всего лишь материал для опытов. И когда ты начинаешь понимать, что с этими человеческими оболочками можно делать что угодно, ты перестаешь их любить. Любовь кончается там, где кончается тайна жизни. Как только эта тайна перестает быть тайной — любви больше нет. Есть только поля, реакции, импульсы и волны. А все остальное — древняя труха, музейная пыль, то, что когда-то называли сказками и во что мы верили, когда были маленькими. Прибавьте к этому еще сознание возможности погибнуть в любой момент, так, без всякой причины, внезапно и неожиданно. Тут уж обесценивается все на свете, в том числе и то, что раньше считалось святым. А если говорить по правде, то, действительно, важно проанализировать, что человек может знать, что он должен знать и что должно быть для него и для всех грядущих поколений табу… Вы понимаете этот психологический криз? Он у меня давным-давно миновал, особенно после наладки первого преобразователя, который позволял пересылать нейтринную структуру из одной человеческой оболочки в другую. Я забавлялся, пересаживая Голл в Катарин, Катарин в Голл, Куинса в Сэда, Сэда в себя, и это продолжалось до тех пор, пока в порыве ревности, не знаю кто, Катарин или Голл, не сожгли мой научный дневник. Сейчас я и сам не знаю, кто из них кто… Меня очень мучает мысль, что где-то я потерял нить своих безрассудных опытов, и только активное вмешательство полковника Р., который четко сформулировал задачи лаборатории, вернуло меня на место. Теперь у меня есть цель, к которой нужно стремиться. А того, что было раньше, я не знаю. И не хочу знать.
20
— Пэй, не валяйте дурака! Не пытайтесь помешать свершиться тому, что должно свершиться! А если вы мне будете мешать, я просто уберу вас!
Передо мной стояла женщина в очках, та самая, которая когда-то встретила меня и проводила на первый визит к профессору Боллеру. Я знал, что ее имя Кэролл и что она здесь отнюдь не второстепенная фигура. Даже полковник Р. относился к ней с почтением, и я давно понял, что она представляла в лаборатории какие-то более высокие сферы, чем военное министерство.
В день массового опыта Кэролл застала меня в аппаратном зале в тот момент, когда я хотел молотком разгромить все приборы, призванные перебрасывать с места на место человеческое сознание или вообще лишать человека способности мыслить.
— Это подло! — прохрипел я, отдавая ей молоток.
— Подло? Вы унылый, обветшалый, отсталый человек, который годится лишь для мусора. Убирайтесь отсюда, идите на улицу и становитесь проповедником! Хотите, я вам предскажу, что будет, если вы станете таким проповедником? Вас сочтут за сумасшедшего. Над вами станут смеяться и, возможно, даже забросают камнями. И полиция за вас не заступится, не надейтесь! Или, Пэй, найдите для себя какое-нибудь захолустье и убирайтесь туда. В архив. Навсегда.
Некогда скромное и замкнутое лицо ее стало жестким и суровым. Я никогда не подозревал, что женщины могут быть такими, хотя всегда был убежден, что они более жестоки и хищны, чем мужчины.
— Лучше помогите мне перенести этот экран к управляющей стойке. Ну, вспомните, наконец, что вы мужчина и ученый! Вы сейчас убедитесь, как это будет интересно.
Мы прошли между столами, заставленными приборами, и вдвоем потащили тяжелый экран в дальний угол аппаратной.
— А где Боллер? — спросил я, вытирая со лба пот.
— Он будет с ними.
— Зачем?
Она усмехнулась, и ее усмешка показалась мне зловещей.
— Наблюдать, — ответила она неопределенно, — Вы тоже потом пойдете наблюдать за ними, а после опыта напишете отчет о ваших впечатлениях, очень подробный, профессиональный отчет. Это будет самым важным результатом сегодняшнего эксперимента.
«Значит, я вне действия этой адской машины», — с облегчением подумал я.
Экран вспыхнул, и на нем появилась поляна перед зданием, лаборатории, стройные ряды сосен и асфальтовая дорога, уходившая налево. Люди, бродившие по поляне, казалось, собрались на пикник. Они смеялись, танцевали, ходили взад и вперед, но их фигурки были столь маленькими, что узнать кого-нибудь из них было невозможно.
Кэролл повернула ручку, и фокус прибора увеличился так, что теперь изображения людей стали достаточно крупными, чтобы разглядеть отдельные лица. Вот промелькнула «графиня» Понс, за ней проковылял какой-то грузный мужчина. Затем я увидел блондинку, которая при знакомстве со мной тогда оказалась Катарин, еще несколько незнакомых фигур, пока, наконец, невидимый объектив не отыскал в толпе профессора Боллера.
Казалось, он, как судья на футбольном поле, следил за толпой, пытаясь уловить малейшее нарушение правил игры. Не знаю, чувствовал ли он в этот момент, что я и Кэролл на него смотрим, но когда он повернулся лицом в нашу сторону, его глаза были испуганными и печальными.
— Начнем с него.
Голос женщины звучал безжалостно. Я вздрогнул.
— Почему с него?
— Он тоже участник эксперимента.
— Но ведь он наблюдает…
— Да, но не как посторонний наблюдатель. Таким наблюдателем будете вы. А вот и объект.
Это был Сэд. Кэролл тронула выключатель, и экран на секунду погас.
— Теперь идите наверх.
Когда я оказался на поляне, там царило беззаботное веселье. Мне с трудом удалось отыскать Боллера, но он посмотрел на меня тусклым взглядом человека, не имеющего представления, кто я и зачем здесь присутствую.
