Владимир Михановский - Свет над тайгой (сборник)
— Правда? — улыбнулась Гидона. Улыбка удивительно красила ее. — Мне отец тоже много рассказывал о тебе, о том, как повстречались вы в Спарте…
Они стояли на склоне холма, между шпалерами роз, а предвечерние тени все удлинялись.
— Замучил тебя, наверно, отец, — лукаво улыбнулась Гидона. — Задумал на манер Праксителя или Фидия вылепить из тебя атлета — победителя Олимпиады. А отец у меня упорный. Если что-нибудь задумал — обязательно доведет до конца.
— Его желание совпадает с моим. А о его упорстве мне всегда напоминают собственные мои мышцы, которые ноют не переставая после бесконечных тренировок.
— Как ты считаешь, Тилон, ты станешь победителем Олимпиады?
— Если бы я так не считал, то не тренировался бы каждый день до десятого пота.
— Я смотрю каждый раз, когда ты прыгаешь, — призналась Гидона.
— Знаешь, я сегодня прыгнул почти на сорок дельфийских стоп! — с гордостью произнес Тилон.
Юноша посмотрел на солнце, зависшее над горизонтом, и переступил с ноги на ногу.
Гидона спросила:
— Тебя, видно, ждут в селении?
— Нет, меня никто не ждет, — ответил Тилон. — Просто стадо пора гнать домой.
После его ответа глаза девушки засветились от радости. Они продолжали говорить, не в силах расстаться.
— Мне пора, Гидона! — спохватился Тилон.
— Придешь завтра?
— Как всегда.
— Я буду ждать тебя. Вот, возьми на дорогу! — сказала Гидона, отломив кисть винограда и протянув ее Тилону.
…Кисть была чуть недозрелой, но Тилону показалось, что он никогда не ел вкуснее винограда.
Он возвращался в селение с доселе неведомым чувством. Это было чувство чего-то огромного и важного, что отныне вошло в его жизнь. Размахивая веткой, он погонял стадо, но мысли его были там, на винограднике, где тоненькая девушка поднимала и подвязывала полегшие лозы.
Вдали показались первые хижины селения, разбросанного среди гор, и стадо само прибавило шагу.
Потянуло дымком, сладким, домашним.
Тилон подумал, что Гидона стала для него теперь самым близким и дорогим человеком на свете. Одна мысль о том, что он увидит ее завтра, переполняла его радостью.
«Почему Гидона так молчалива и грустна? — размышлял он, спускаясь со склона. — Видно, немало ей пришлось хлебнуть там, в Афинах, когда отец пребывал в спартанском рабстве».
ТАЙНА ПРЫЖКА
Так уж получилось, что лишь незадолго до Олимпийских соревнований раскрыл Пелоп своему молодому другу тайну дальнего прыжка. Тайна показалась Тилону ошеломительной: оказывается, чтобы побить все рекорды на дальность, прыгать нужно было… держа в руках дополнительный груз!
— Но это бессмыслица! — воскликнул Тилон, едва дослушав Пелопа. — Ведь если я возьму в руки груз, мой вес увеличится. А ты говоришь, что я прыгну дальше!
— Не торопись с выводами, мой мальчик, — сказал Пелоп. — Сначала проверь и убедись, потом говори.
— Но и так очевидно…
— Очевидность — враг истины, — резко оборвал Тилона старик. С этими словами он вынес из беседки два странных, доселе невиданных Тилоном одинаковых предмета: это были диски, снабженные по краям массивными округлыми утолщениями. Посредине каждого из дисков было сделано по пять отверстий, в которые можно было пропустить пальцы. К ним подошла Гидона и, взяв у отца один из дисков, умело продела в него пальцы: видно, она умела с ним обращаться. Второй диск взял Тилон и принялся внимательно его разглядывать.
— Диск похож по форме на спартанский щит, — заметил он.
— Верно, похож, — улыбнулся Пелоп. — Только назначение у него другое. Более мирное.
Гидона вернула диск отцу.
— Я сам придумал эту штуку, — сказал Пелоп и щелкнул ногтем диск. Металл чутко отозвался. — Придумал долгими ночами, когда тело ломит от усталости и побоев. И мечтал осуществить ее, когда Зевс поможет мне вырваться из рабства.
— Значит, когда мы встретились в Спарте, Пелоп, у тебя этих дисков не было?
— Они были у меня в голове! И я верил, что испытание подтвердит мою правоту. Потому я и сказал тебе, Тилон, что владею тайной дальнего прыжка. Ни одна душа в мире не знает о прыжке с грузом, — продолжал Пелоп. — Ты будешь первым. Но довольно терять время. Пойдем к скамме!
— К скамме? — удивился Тилон.
Да, юношу ждала еще одна неожиданность: в течение ночи, пока Тилон отдыхал в селении, неуемный Пелоп успел соорудить в глубине дворика, за беседкой, настоящую олимпийскую скамму — дорожку для прыжков.
— Когда ты успел, отец? — удивленно спросила Гидона, остановившись у края дорожки.
— Прямо-таки тринадцатый подвиг Геракла! — восхищенно пробормотал Тилон, разглядывая великолепную скамму.
— Для этого боги даровали мне две вещи: ночь и бессонницу, — довольно улыбнулся Пелоп.
Тилон прошелся вдоль кромки скаммы — длинной неглубокой ямы, дно которой было посыпано морским песком. Песок был разровнен настолько тщательно, что образовывал идеально ровную поверхность.
— Чем не Евклидова плоскость? — с гордостью произнес Пелоп, любуясь делом своих рук.
Юноша не мог глаз оторвать от скаммы. Филлион столько раз описывал ему олимпийскую дорожку для прыжков, что Тилон мог в любой момент, закрыв глаза, представить ее. И вот она перед ним наяву, длинная-длинная скамма, поблескивающая под утренним солнцем. Точный прообраз той, на олимпийском стадионе…
Гидона тронула ногой корзину, на дне которой остался песок, принесенный сюда с побережья.
— Зря ты выходил ночью так далеко, отец, — сказала она. — Тебя могли заметить. Ты же знаешь: нам все время грозят. Лучше бы послал меня — я бы обернулась быстрее.
Пелоп махнул рукрй:
— Обошлось — и ладно. Приступим лучше к делу.
— Но я не знаю, как с этим прыгать… — произнес Тилон, растерянно вертя в руках диск.
— Откуда же тебе знать? — согласился Пелоп. — Сначала посмотришь, как буду прыгать я. Постарайся запомнить все движения и постичь суть дела. А потом станем изучать подробности. Для сравнения я первый раз прыгну без груза, так, как это делают все атлеты Эллады.
Пелоп сбросил легкую накидку, оставшись в набедренной повязке.
— Отец, но ведь врачи запретили тебе резкие усилия, — сказала Гидона.
— Делать нечего, и тянуть больше нельзя, — ответил Пелоп. — Я должен прыгнуть, чтобы Тилон все увидел собственными глазами.
«А ведь он в свое время был, наверно, неплохим атлетом», — подумал Тилон, разглядывая мускулистую фигуру Пелопа, и до сих пор не утратившую стройности.
Пелоп попятился от скаммы, выбирая пространство для разбега.
