Ярослав Веров - Завхоз Вселенной
Игорёк еле волочил ноги. Горелые кроссовки полны были песка.
По правую руку возникли силуэты строений: полукруглые формы, словно дома состоят из одних выпуклостей. Вокруг этих строений рос кустарник, его тощие ветви мотало на ветру. Других признаков присутствия человека не было.
Игорёк решил, что им как раз туда, но Володя вёл дальше.
В наступающих сумерках, — впрочем, из-за туч пыли сказать, закат ли уже или нет, было трудно, — они добрались до озерца, ещё не успевшего пересохнуть после зимы.
На берегу стояли шатры, скорее напоминавшие армейские палатки. Диверсантов окликнули. Из клубов пыли возник старик со штуцером, здоровенной тяжёлой винтовкой начала двадцатого века. Володя выступил вперёд и сказал что-то, из чего Игорёк понял только «салам». Старик кивнул и показал на большой шатёр о шести кольях, стоявший в центре кочевья.
Приказав спутникам подождать, Володя скрылся в этом шатре. Через некоторое время они вышли вместе с шейхом, мужчиной средних лет, в халате, белых штанах, полным, бородатым. Володя что-то говорил шейху, а тот довольно смеялся. За поясом у него небрежно был заткнут давешний кинжал. Володя мотнул головой, мол, давайте за нами. Шейх здороваться не стал, лишь глянул вскользь и повёл Володю к одному из шатров.
Там горела электрическая лампочка, видимо, в кочевье имелся дизельный генератор. Шатёр оказался гаражом: в нём помещался американский армейский джип «Хаммер» с пулемётом на раме. На сиденьях лежали комплекты американской же формы, рядом с машиной на вытертом ковре стояли ящики с оружием, боеприпасами и провиантом. Тут же громоздились ящики с подписью: «Danger! TNT».
Володя открыл бардачок, достал оттуда пакет с документами.
— Так. Сержант Бредли, получите удостоверение, — сообщил он Серому. — Так, сержант Гоулушко, ваши документы. И мои, командира отдельной разведывательной группы капитана Ричарда Джей Лонгфеллоу. Переодеваемся, грузимся и — второй этап операции.
Шейх, казалось, не собирался уходить. Он с интересом наблюдал за перевоплощением диверсантов в американских джи-ай: человек присутствовал на представлении, редком в его краях. Он поглаживал рукоять кинжала и был чрезвычайно доволен.
В оружейных ящиках оказались три винтовки М-16, пистолет — тяжёлая офицерская «Беретта-9Ф», гранаты, бинокль, прибор ночного видения и даже «стингер».
В джип дополнительно загрузили три канистры бензина и провиант: американские бутыли с питьевой водой, американские консервы и упаковки сухпайков, столь нелюбимых американскими же пехотинцами. Даже упаковка туалетной бумаги имелась. Солидно подошли к делу неведомые благодетели.
Взрывчатку Володя брать не стал, презентовал шейху.
Установили на «Хаммере» тент. Володя сел за руль, включил зажигание. Мотор работал как часы.
Шейх, поняв, что представление близится к завершению, высунулся из шатра и отдал кому-то распоряжение. Полог взметнулся вверх, захлопал на ветру. Несколько арабов споро снимали шатер с кольев.
— Ну, алла-акбар, — подытожил Серый, запрыгивая на сиденье рядом с Володей.
Игорёк как всегда разместился сзади. Рядом лежал какой-то прибор в полиэтиленовой упаковке.
— Это твоё, клавишник, — кивнул Володя.
Игорьку хотелось жрать, и думать он мог лишь о еде. Он не стал спрашивать, что это за клавишный инструмент такой, а полез за сухпаем. Повертел в руках пластиковое блюдце с лаконичной надписью по-английски: «Меню номер 17». Что делать с «Меню номер 17», он не знал.
— Дай-ка сюда, — сказал Серый.
Взял пакет, что-то с ним сделал и сунул обратно Игорьку:
— На. Смотри, не обожгись.
— А Володя будет? — спросил Игорёк, принимая раскрытый сухпай.
— Потом, — отозвался Володя.
В «Меню номер 17» входило картофельное пюре с цыплёнком и черносливом. На десерт — яблочный джем, маленькая упаковка галет и жевательная резинка.
Джип наматывал в темноте километры всё той же Сирийской пустыни, в свете фар клубилась лишь красноватая пыль. Володя уверенно вёл в заранее выбранном направлении. Американскую рацию настроили на израильский информационный канал для репатриантов и слушали ночные сводки новостей.
Сообщалось, что в четверг практически взят аэропорт имени Саддама Хусейна, курды приблизились к Мосулу, сжалось кольцо вокруг Басры. Со ссылкой на российские источники рассказывалось об упорных боях на подступах к Багдаду, о потерях союзников; о сбитом «дружественным огнём» истребителе-штурмовике F/A-18 «Хорнет» близ Кербелы. Глава Росавиакосмоса сообщил, что на войну в Ираке работает более шестидесяти американских военных спутников.
Серый дремал. Обстановка располагала к беседе.
Сплюнув скрипящую на зубах пыль, Игорёк спросил:
— Володя, слушай, ты знал, что нас будут бомбить?
— Само собой. Если бы мы шли сирийским коридором, тогда просчитать что-либо было бы трудно. Что нам приготовили: бомбу под сиденье, группу захвата на явке? Иордания была моим личным запасным вариантом, и в Москве о ней речь не шла. То, что Фархад заложит, — это я знал, что Камаль не заложит, — тоже знал. Единственный способ нас достать — перехватить на трассе. Это понятно. Как перехватить? Группой захвата. В случае неудачи — авиаудар. Чистая работа. Чтобы уйти от спутника, требовался хамсин. Операцию я планировал под него. Ничего непонятного.
— А откуда ты знал, когда самолёты появятся?
— Можно рассчитать, плюс-минус четверть часа. Они дождались возвращения вертолётов, решение уже было готово, но требовались детали. Небылицам про нашу неуязвимость, конечно, не поверили. В итоге имеем полтора часа на приказ о запуске двигателей. Подлётное время — двадцать минут. Вот и считай, не меньше двух часов. Они ещё быстро управились. Теперь группы русских «гоблинов», благодаря усилиям израильского Генштаба, не существует. Есть группа глубокой разведки армии США. Буря скоро утихнет, пыль повисит день-другой и уляжется. А мы будем уже у стен Вавилона.
— Где?
— У стен Вавилона. Задачи операции сообщу на месте.
— Володя, а что, в Комитете все такие неуязвимые? Там что, нет нормальных?
— Нормальные сейчас деньги зарабатывают. Потому что сейчас самое нормальное дело — зарабатывать деньги.
— Ты, значит, не за деньги?
Завозился Серый. Зевнув, произнёс:
— Настоящий солдат воюет не ради родины или денег, а ради крови. Ты вон какой сделался прыткий, когда кровью запахло. Рванул, что твой танк. Меня, конечно, замочили б, но не успели: вы их, к такой-то матери, смяли. Я тоже хорошо в них приложился из пукалки, — Серый снова зевнул. — Эх, война — мать родна. Знаешь, клавишник, чем пахнет война? Война пахнет кожей. Не горелой, а доспехом. Я ведь в прошлой жизни до центуриона дослужился. Германскую войну прошёл, Британскую. В Британии и вышел на пенсию. Ветераны легиона селились вместе, пограничным городом. Вот там нас эти ублюдки и вырезали. Умирать не страшно. Я все свои пять жизней помню. Всегда был воином. Но лучше всего у римлян. Я-то сам из галлов был. А когда гибнешь в бою, ещё сорок дней воюешь, всё никак не успокоишься. Ну, не то, чтобы воюешь, так, носишься над полем битвы. Хорошо, если противник разбит, тогда балдеешь. Если наоборот — шаришься по их лагерю, воображаешь, как бы ты им глотки рвал. Легион — это же сам дух войны. Ты в нём, как дитё в колыбели. Идёшь в атаку — словно машина охрененная прёт. И ты как часть… как бы тебе понятней… А, да что там. Ты часть такой силищи! Здесь такого не бывает. Только когда рота разведки идёт в рукопашную, тогда… Да нет, даже у «гоблинов» не то.
