Станислав Лем - Магелланово Облако. Человек с Марса. Астронавты
— Можно лететь, — машинально проговорил я, наклоняя голову у входа в ракету.
— Можно лететь, — сказал или, вернее, прошипел пилот-автомат.
Ракета вздрогнула и рванулась вверх. Сквозь иллюминаторы я видел стремительно удаляющуюся Землю. В кабине стало светлее: солнце еще раз взошло для меня в этот день и величественно стало подниматься все выше и выше. Однако это продолжалось недолго — небо сначала побледнело, словно раскаленное, затем посерело и почернело. Показались звезды. Сейчас я не хотел смотреть на них и, положив руки на спинку пустого кресла впереди, так и сидел, не замечая времени, пока не раздался сигнал.
Я поднял голову.
Далеко внизу, за иллюминатором, пылал ослепительный шар в ореоле лохматых языков пламени — Солнце. Впереди, среди мириадов неподвижных звезд, засверкали и стали быстро приближаться разноцветные ожерелья огоньков: световые маяки, размещенные спиралями вокруг «Геи». Они отмечали пути движения грузовых, пассажирских и индивидуальных ракет, подобных той, на которой летел я. Целые рои таких ракет вились вокруг корабля. Мы пролетели над ним дважды, — очевидно, ракетодром «Геи» был перегружен. Наконец я принял сигнал, разрешающий посадку. Ракета описала положенный круг, и меня ослепили серебристые лучи: свет прожекторов моей ракеты, отраженный оболочкой «Геи». Висевший неподвижно корабль рос, как будто кто-то надувал гигантский баллон из чистейшего серебра. Потом он перестал сверкать и потемнел — моя ракета обогнула его сбоку. Длиной почти с километр, похожий на гигантскую рыбину корпус корабля рос с огромной быстротой, закрывая собой небо. Легкий толчок, затем мгновение мрака, и снова запылали огни, но уже другие.
Я вышел из ракеты; поблизости не было людей, и я поехал на эскалаторе вверх, на боковую террасу, нависавшую над лестницей. Тремя ярусами ниже нее помещался грузовой ракетодром. Среди матовых стальных лент транспортеров двигались, стучали, трещали и скрипели шагающие погрузчики и краны, передвигавшиеся утиным шагом по мосткам, над прибывающими ракетами. Круглые входные люки непрерывно открывались и закрывались, как рты судорожно дышащих рыб; грузовые ракеты вылетали из туннелей, выбрасывали груз на бесконечные конвейеры, а в глубине зала у стен искрились оранжевые, красные и зеленые лампочки сигналов. Все огромное помещение наполнял глухой, монотонный грохот. В разных местах зала виднелись похожие на улиток звукопоглотители, благодаря которым шум здесь был сравнительно невелик.
Я вошел в лифт. В его стенке виднелся микрофон информатора; я спросил, где находится технический руководитель экспедиции инженер Ирьола. Он был на девятой палубе, и я отправился туда. Стены колодца, по которому двигался лифт, были из прозрачной стекловидной массы, и, поднимаясь, я видел лифты, сновавшие вверх и вниз в соседних колодцах. В них виднелись окруженные молочным ореолом фигуры людей, настолько туманные, что рассмотреть их было невозможно. Потом рядом, за стеклянной стеной, промелькнула освещенная клетка лифта-экспресса. Он шел вверх, обгоняя мою кабину. В нем стояли двое, один спиной ко мне, другого я смог сравнительно хорошо рассмотреть. Тот лифт уже промчался, я продолжал подниматься в своем, а перед глазами все еще стоял человек, которого я только что увидел. Это был Гообар, крупнейший ученый нашего времени, участник экспедиции.
Лифт остановился. Я очутился в просторном коридоре. Слева с интервалом в несколько метров тянулись дверные ниши, справа, сколько хватал глаз, виднелась стеклянная стена. От нее исходил тусклый свет, как от пасмурного неба. Идя по коридору, я заметил, что свет то усиливается, то ослабевает. Вдруг показалось, будто я шагаю по опушке огромного леса. «Смешная иллюзия», — подумал я и подошел ближе к стене.
Но внизу действительно расстилался огромный парк. С высоты, на которой я находился, были видны кроны дубов и буков, лениво раскачиваемые ветром; ярко-зеленые газоны, кустарники, цветочные клумбы; извилистые аллеи и пруды, в которых отражалось небо и тучи; рощи и лужайки, покрытые молодой еще зеленью, а вдали, посреди моря лиственных деревьев, темнели отдельные группы елей. Этот лесной пейзаж тянулся до самого горизонта, затянутого бело-молочными облаками. Приблизив лицо к стеклу, я разглядел темно-синие скалы и стекавший по ним пенистый поток, а там, где он уходил куда-то вниз, — несколько кипарисов, примостившихся на обломке горного порфира. Первое поразившее меня впечатление рассеялось. «Видеопластическая панорама», — подумал я.
В это время кто-то положил мне руку на плечо. Передо мной стоял высокий, худой, слегка сутуловатый человек с темно-рыжими вьющимися густыми волосами. У него было молодое сухощавое лицо, широкий рот с тонкими властными губами. Он улыбнулся, обнажив очень белые, острые зубы, и на лице его образовалось множество морщинок. Я узнал его раньше, чем он заговорил.
— Я Ирьола, — сказал он, — конструктор. Мы немного знакомы.
Он крепко пожал мне руку, потом легко придержал ее и пощупал ладонь.
— Гребец? — спросил он, широко улыбаясь; казалось, шире улыбаться нельзя.
Я кивнул.
— С этим делом у нас будет плохо. Но ведь ты, доктор, еще и бегун?
Этот спортивный допрос развеселил меня.
— Бегаю, — ответил я, — но боюсь, что там, — я показал рукой за стекло, — бегать нельзя. Там ведь нет ничего, правда?
— Почему же? — Мое недоверие огорчило его. — Это настоящий сад… Разве только… поменьше… чем кажется отсюда…
Ирьола вновь улыбнулся. В его лице, в сияющих глазах и в рыжей жесткой шевелюре было что-то привлекательное; в нем чувствовалась хитринка, лукавый юмор. Он смотрел на меня, часто мигая, словно обдумывая немногие слова, которые услышал от меня.
— Доктор, — сказал он, — «Гея» — дьявольски большая и сложная штука, а наше путешествие — еще более сложное дело. Знаешь что? До того, как принять власть над своим королевством, удели мне минут пятнадцать, ладно?
Удивленный таким вступлением, я кивнул еще раз. Он взял меня за плечо и повел к ближайшей нише. Мы спустились на лифте. Я считал ярусы; лифт остановился на втором. Двери открылись. Прямо перед нами в густом полумраке свисали переплетенные листья плюща. Под подошвами за скрипел песок, повеяло свежим запахом хвои. Пройдя несколько десятков шагов, я остановился в изумлении. Во все стороны, куда ни кинешь взгляд, тянулось холмистое пространство, покрытое густым кустарником, среди которого живописно возвышались известковые скалы, уходившие все дальше, к самому горизонту, где синеватыми пятнами выделялись лесные массивы.
