Сергей Снегов - Люди как боги - 1 (редакция 1966 года)
На нас сразу набросились, осатанело зашумев крыльями, три обрадованных ангела. Восторженный визг и хлопанье привлекли других. Через минуту вокруг носилась, сталкиваясь и дерясь в воздухе, целая толпа крылатых. Я хлопал их по крыльям, приветствуя, но их было слишком много, чтоб со всеми здороваться.
В ангелах есть что-то, внушающее неприязнь. Внешне они импозантны, даже величественны — белое тело, золотые волосы, широкие мощные крылья, причудливо окрашенные: розовые, фиолетовые, оранжевые, даже черные, особенно среди четырехкрылых, чаще же всего — разноцветные. В летающей толпе преобладали двукрылые формы, четырехкрылые встречались не чаще одного на десять — и это все был внушительный народ. Лица ангелов грубы и безволосы. Я не встретил ни в тот день, ни после ангела без морщин, морщинисты даже молодые — каждый ангел кажется состарившимся ребенком. Впечатление это усиливается еще и оттого, что они галдят и носятся, как расшалившиеся дети. К тому же, ангелы редко моются и дурно пахнут. В вертепах ангелов вряд ли лучше, чем в конюшнях пегасов.
Когда мы продирались сквозь крылатую толпу, я увидел в стороне Андре с Лусином. Я наклонился к Ромеро:
— Павел, замените меня у дешифратора.
Он удивился — неужели мне так понравились крикливые летуны, что захотелось встретиться с ними наедине? Я объяснил, что собираюсь потолковать с Андре.
Выбравшись из толпы, я припустил к нему. Какой-то шальной ангелочек, восторженно завизжав, ринулся на меня с распахнутыми крыльями, но я ускользнул от него.
— Молчи и слушай! — закричал Андре. — Новые данные о галактах. Говорю тебе, молчи! Мы получили великолепные записи у того четырехкрылого. Чего ты размахиваешь руками?
— Я молчу! — закричал я. — Покажи записи.
— Сперва выслушай, потом покажу.
Андре и Лусину повезло. Когда они пришли к изолированному четырехкрылому, тот спал и ему снились кошмары, мозг его усиленно излучал. Андре, не дожидаясь пробуждения ангела, поспешил материализовать записанные излучения на большом дешифраторе.
— Нет, каков дешифратор! — ликовал Андре. — У Аллана лишь на Земле прочитали прямую речь каких-то дохлых мхов, а мы, без возни, осуществляем расшифровку куда посложнее!
Он тут же на улице, при сиянии дневного солнца, вызвал видеостолб. Я с усилием всматривался, внешний свет был сильнее внутреннего свечения видеостолба. Меня охватило недоумение. Я увидел те же картины, что уже демонстрировались на Земле, — скалы, яркие звезды, черное озеро, спускающийся сигарообразный корабль. Нового не было и дальше — те же галакты, башня с вращающимся глазом...
— Ну? — спросил Андре. — Понимаешь ли ты, что это такое?
— Понимаю. Бледная копия старых записей Спыхальского.
— И я тоже, — проговорил молчавший Лусин. — Копия. Уже видели.
— Вы дураки! — сказал Андре радостно. — Ну и что, если видели? Важно одно: звездные видения посещают нашего четырехкрылого очень часто, раз мы записали их в первом же обследованном сне. Только личные впечатления, а не наследственность могут дать такую четкость образов. Короче, он видел галактов сам.
Андре с торжеством смотрел на нас. Я хладнокровно рассмеялся ему в лицо.
— И сейчас ты идешь выспрашивать своего ангела, правильно ли толкуешь его сновидения?
— Совершенно верно.
— Я пойду с вами, чтоб присутствовать при оглушительном крушении твоей очередной теории.
Четырехкрылый буян был громадный, мужиковатый ангелище со свирепой мордой и могучими крыльями. Он уставился на нас мутными глазами- и что-то проворчал. У ангелов тонкие, писклявые голоса. Разговаривая, они захлебываются от торопливости — в любом их сборище трескотня и писк. У этого даже голос был мощный, почти бас, он не пищал, а грохотал. Он мне понравился.
Андре настроил дешифратор и вежливо проговорил:
— Разрешите задать вам несколько вопросов.
— На колени! — рявкнул ангел! — На колени, не то — к чертовой матери!
Его ярость была так внезапна и буйна, что мы рассмеялись. Смех озлил его. Он грозно вздыбился перед нами, распахнув крылья и клокоча.
— Зачем нам становиться на колени? — спросил Андре. — У людей это не принято.
Дешифратор перевел ответ ангела:
— Я божественного происхождения. Я — князь!
Я усомнился в правильности перевода. Слова «к чертовой матери», «божественное происхождение», «князь», «на колени» слишком отдавали старинными земными присловьями и понятиями, чтоб быть правдоподобными. Я не понимал, почему из всего богатства человеческого языка дешифратор использовал лишь это старье.
— Не думаю, чтобы ДУМ врал, — возразил Андре. — Объем его памяти не мал — четыреста тысяч слов и сто миллионов понятий. И если он выбрал князя и чертову мать, то, значит, наш узник имел в виду нечто, что ближе всего подходит к понятиям «князь» и «к чертовой матери».
Тогда к ангелу обратился я:
— Почему вы считаете себя князем?
— Налечу и растопчу! — сварливо сказал ангел. — На колени или смерть!
Я вспомнил, что охранное поле людей на Оре зависит от настроения. Я вызвал в себе гнев. Ангела отшвырнуло в сторону, он завопил от испуга. Я то увеличивал, то уменьшал поле. Крылатого «князя» беспощадно мотало в воздухе. Он отчаянно бил крыльями, но не мог противостоять трепавшим его невидимым рукам. Когда его особенно сильно встряхнуло, он заревел бычьим голосом:
— Спасите! Спасите!
Я сбросил поле, и ангел рухнул. От страха и бессилия он даже не пытался подняться и ползал, униженно расплескав широкие крылья. Лусин, засопев, отвернулся. Уверен, что в этот миг грубый ангел представлялся ему чем-то вроде его смирных драконов или диковатого бога Гора с головой сокола.
— Высшие силы! — потрясенно бормотал ангел. — Высшие силы!
— Поднимайся и перестань быть князем! — сказал я. — Терпеть не могу дураков. Тебя по-хорошему спрашивают, а ты грубишь!
— Спрашивайте! — поспешно сказал ангел. — Хотя не знаю, что я могу могущественным особам...
Андре рассказал ангелу о его сновидениях и спросил, не видал ли он сам галактов и их врагов.
— Это предания, — бормотал ангел. — Никто не видел галактов. Я слышал в детстве сказки о них.
Я выразительно посмотрел на Андре. Он постарался не заметить моего взгляда. Он не очень огорчается, когда его теории терпят крах. Он слишком легко их создает.
— А почему ты хвастался божественностью? — спросил я ангела. — Что означает этот вздор?
Ангел опустил голову и поник крыльями.
— У нас было предание, что четырехкрылых привезли с собой небесные скитальцы, двукрылые же — порода местная... Я не люблю двукрылых. Я хотел объяснить им здесь, что они презренные низшие существа, но вы, люди, не разрешаете бить их...
— И никогда не разрешим, — подтвердил я. — И считать их низшей породой тоже не разрешаем. Каждый из нас много могущественнее тебя, но никто и не подумает издеваться над тобой, как над низшим. Как тебя зовут?
— Меня зовут Труб, — сказал он. — Я постараюсь...
Я хочу, чтоб вы меня полюбили.
Он был так унижен, что я пожалел его. В конце концов он сын своего несовершенного общества. Я ласково потрепал его перья. Перья на крыльях у него отменные — шелковистые, крепкие, густой лиловой окраски. Собственно, настоящих крыльев у него два, вторая пара скорее подкрылки. На изгибе больших крыльев имеется рудимент руки — пять крепких черных пальцев с когтями. Не хотел бы я без наших полей попасть в эти рудименты рук.
Выйдя из ангельского номера, мы подвели итоги тому, что узнали от Труба. Андре запоздало пытался оправдаться в неудачной теории.
— Все же мы кое-что новое узнали. Я имею в виду предания о происхождении четырехкрылых.
— Ничего мы нового не узнали, — сказал я. — Нас интересуют галакты, а знания о них не добавилось.
Такие предания имеются у всех народов, где работящие существа разрешают оседлать себя паразитам. Разве ты не знаешь, что лучший способ оправдать собственное тунеядство — объяснить его божественностью своей натуры? Все подлое издавна валят на божество.
— Труб хороший, — сказал огорченный Лусин. — Не паразит. Красивый. Очень сильный. Сильнее всех ангелов.
28
Впечатление от следующих гостиниц слилось в смутное ощущение чего-то утомительного. Я понимаю, что человеческая двуногая одноголовая форма лишь одна из возможностей разумной жизни, и готов к любым неожиданностям. Даже когда мы беседовали с существами, на три четверти состоящими из металлов, и студенистыми мыслящими кристаллами, погибающими от света, я не удивлялся. Можно и так, говорил я себе. Все возможно. В природе существует могучий позыв познавать себя. А каким конкретным способом она осуществляет самопознание — игра обстоятельств. Не надо удивляться, тем более негодовать, что обстоятельства иногда складываются причудливые. Такой взгляд помог мне сохранить спокойствие при новых знакомствах. Но все же к концу обхода я изнемог. Разнообразие собранных на Оре жизненных форм подавляет.
