Клиффорд Саймак - Игрушка судьбы: Фантастические романы
Выстрел не заставил себя ждать. Осколки гранита брызнули в стороны, несколько острых кусочков камня больно впились Декеру в щеку и шею. Пуля, по всей вероятности, угодила в валун.
«Вот ты где, — догадался Декер, успев заметить крошечную вспышку от лучей закатного солнца, — Что же это там сверкнуло?» — силился понять Декер, но не мог. Он аккуратно пристроил ружье на краю камня, навел на замеченную точку, прицелился поточнее, поймал точку на «мушку».
Было тихо. Ничего не происходило. Никто не шевелился. Убийца ждал. Декер пристально смотрел туда, где заметил вспышку… Ага, вот показалось плечо, а вот, похоже, и голова…
Декер долго прицеливался. Плечо и голова наполовину в тени, плохо видно… Он вздохнул, задержал дыхание и нажал на спусковой крючок…
Глава 38
Теннисон проснулся незадолго до рассвета. Джилл крепко спала рядом, дышала ровно и безмятежно. Теннисон осторожно, чтобы не разбудить ее, поднял свою подушку, прислонил к спинке кровати и сел, прижавшись к ней спиной. Было тихо и спокойно. Призрачный, бледный предрассветный сумрак проникал в окна гостиной, а в спальне было совсем темно — ставни были плотно закрыты. На кухне что-то бормотал, разговаривая сам с собой, холодильник.
Теннисон украдкой взглянул на Джилл — хотел убедиться, по-прежнему ли на ее щеке нет пятна, но она лежала на левом боку. К тому же было так темно, что он все равно ничего не разглядел бы, как бы Джилл ни лежала.
Прошло время, а сомнения не оставляли его. Ведь багровое пятно действительно исчезло. Но Теннисон никак не мог поверить в это.
«Нет-нет, это, безусловно, лишь временное явление, и опухоль скоро снова появится на прежнем месте», — повторял он мысленно.
Он поднял правую руку, поднес поближе к глазам, повернул вправо, влево. В темноте он с трудом различал ее очертания. Рука как рука. Никаких изменений. Все как обычно, и в темноте не светилась.
И все-таки ее прикосновение…
Ночь была теплая, но Теннисон поежился от озноба. Опустил руку, закрыл глаза и попытался припомнить, как все было, постарался мысленно раздвинуть складки занавеса, отделявшего его от математического мира…
Кубоиды окружали его со всех сторон, вертелись безумной каруселью, неуемным вихрем, пробегали сквозь него, а некоторые оставались внутри него. Было мгновение, когда ему показалось, что он сам превратился в такой же кубоид — не то сжался, не то вырос… Он пытался припомнить, каким он стал, но не мог, потому что и тогда не мог этого понять и представить. Нет, конечно, если он и стал каким-то графиком, то не таким чудовищно сложным, какие плавали вокруг и сквозь него в океане зыбкого желе. Наверное, он мог стать только самым простым уравнением — элементарной расшифровкой, подтверждением самого себя. Когда кубоиды выстроили для него дом, он скользнул туда и свернулся там калачиком, не понимая, где находится и что с ним, но ему было хорошо и удобно. Мысли его были просты и ясны, что, вероятно, соответствовало простоте того уравнения, которым он был.
«Может быть, — думал он, — кубоиды выстроили для меня дом, чтобы защитить от сложности графиков и уравнений, мечущихся за его пределами?»
И вдруг, совершенно неожиданно, математический мир исчез, и он очутился в своей гостиной, у камина. Он снова был самим собой, но не совсем таким, как раньше, потому что вынес что-то из математического мира, какую-то новую способность, иное качество, которого у него до сих пор не было. А теперь он получил подтверждение наличия этой новой способности.
«Может быть, еще что-то проявится? — мучился он в поисках ответа. — Кто я теперь? Что я такое?»
Тот же вопрос он задавал себе тогда, когда находился в доме, выстроенном для него кубоидами.
«Я — человек? — спрашивал он себя. — Я еще человек? Боже, сколько чужеродного проникло в меня, и могу ли я после этого оставаться человеком?
Может быть, — думал он, — обитатели математического мира каким-то образом поняли, что я врач, целитель, и решили меня немного… переделать? Переделать с одной-единствен— ной целью — чтобы я стал более хорошим целителем? С одной ли? Или они вмешались в другие аспекты моего существа?»
Эти мысли заставляли его бояться, и чем больше он думал, тем больше боялся. Он перешел границу, которую переходить не следовало. Он не имел права туда идти — и вышел не таким, каким пришел. Он изменился, а ему не хотелось перемен. Люди вообще не любят перемен, а перемены в себе самом — просто кошмар!
Но, с другой стороны, чего бояться? Ведь те перемены, что произошли в нем, как бы ни были они малы или, наоборот, значительны, дали ему возможность преподнести такой прекрасный подарок Джилл, пусть даже он сделал это непроизвольно, бессознательно. Такого подарка ей не сделал бы никто.
А раз дело в этом, то бояться нечего. В конце концов, самое главное — Джилл. Пускай в будущем ему придется пострадать, поплатиться за то, что произошло, он не пожалеет. Любая цена, которую ему пришлось бы заплатить, ничто по сравнению с тем, что ему удалось сделать. Он получил свою награду сполна в то мгновение, когда коснулся щеки Джилл.
Эти мысли успокоили Теннисона. Он спокойно лежал, и ему не хотелось шевелиться — он просто тихо лежал и смотрел перед собой. Светало. Теннисон размышлял, как ему удалось проникнуть в математический мир наяву. Было ясно, что он туда не попал бы, если бы Шептун не помог. А вот чтобы понять, как это удалось Шептуну, нужно его как следует расспросить.
Осторожно повернув голову, он оглядел спальню в поисках какого-нибудь признака, знака, указывающего, что Шептун здесь, рядом. Никаких следов — ни искорки, ни свечения. Он подумал, что, может быть, Шептун до сих пор находится внутри его сознания, но скоро понял, что и там его нет. Это было немного непривычно — за время пребывания в математическом мире он успел привыкнуть к тому, что Шептун где-то внутри него.
Теннисон был готов снова задремать, но что-то помешало ему. Сначала он не понял, в чем дело, но потом расслышал тихий стук в дверь. Он вскочил, сел на край кровати и стал искать ногами шлепанцы.
Джилл заворочалась и что-то вопросительно пробормотала.
— Все в порядке, — успокоил ее Теннисон. — Лежи, спи. Пойду посмотрю, кого там принесло.
Шлепанцы он так и не нашел и отправился из спальни в гостиную босиком. Прикрыв за собой дверь спальни, он снова услышал робкий стук.
Не включая свет, Теннисон пробрался к входной двери на ощупь, обходя стулья и столы. В первое мгновение, открыв дверь, он не сообразил, кто стоит на пороге. Протер глаза и узнал Экайера.
— Джейсон, тысяча извинений. Я понимаю, в такую рань…
