Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)
Молли посмотрела на него: лицо у него вытянулось и стало длиной с мою руку.
— Джордж, ведь ты не хочешь возвращаться, правда?
— Не в этом дело, Молли. На первом месте — благополучие детей, — он повернулся ко мне и добавил: — Ты этим не связан, Билл. Ты достаточно большой, чтобы решать за себя самому. Если тебе хочется остаться, я уверен, это можно устроить.
Сразу я ничего не ответил. Я явился на это семейное сборище в жутко дурном настроении, и не только из-за того, как тут с нами обошлись, — меня сильно задели шуточки тех двух местных мальчишек-колонистов. Но, знаете, что меня завело больше всего? Эта палата с искусственным давлением. Я уже привык к низкому давлению, и оно мне нравилось. В палате у Пегги, где давление поддерживалось таким же, как земное нормальное, я себя чувствовал так, будто плавал в теплом супе. Я едва мог дышать.
— Не думаю, что мне хотелось бы вернуться, — сказал я.
Пегги сидела в постели, следя за нами огромными глазищами, точно маленький лемур. Теперь она сказала:
— И я не хочу возвращаться.
Молли ничего не ответила, только похлопала ее по руке.
— Джордж, — сказала она, — я много об этом думала. Ты же не хочешь возвращаться, я знаю. И Билл не хочет. Но нам и не надо возвращаться всем. Мы могли бы…
— Об этом не может быть и речи, Молли, — твердо перебил ее папа. — Не для того я на тебе женился, чтобы нам жить врозь. Если приходится возвращаться тебе, вернусь и я.
— Я не об этом. Пегги может вернуться вместе с О’Фарреллами, а моя сестра ее встретит и позаботится о ней на Земле. Она ведь хотела, чтобы я оставила с ней Пегги, когда узнала, что я решила уезжать. Это хороший выход.
Говоря это, она смотрела мимо Пегги.
— Но Молли… — начал папа.
— Нет, Джордж, — перебила она. — Я все обдумала. Мой первый долг — это ты. Ведь о Пегги есть кому позаботиться: Феба будет для нее матерью и…
К этому моменту Пегги перевела дыхание.
— Не хочу я жить с тетей Фебой! — завопила она и разревелась.
Джордж сказал:
— Так не получится, Молли.
— Джордж, еще и пяти минут не прошло, как ты был согласен оставить здесь Билла, совсем одного.
— Но Билл уже практически мужчина!
— Он еще недостаточно взрослый, чтобы жить одному. И я вовсе не говорю о том, чтобы оставить Пегги одну, Феба будет ее любить и заботиться о ней. Нет, Джордж, если все женское население сбежит домой при первых трудностях, никаких пионеров не будет. Пегги должна вернуться, но я остаюсь.
Пегги прекратила свое нытье ровно на то время, чтобы успеть сказать:
— Не поеду я назад! Не хочу! Я ведь тоже пионер — разве не так, Билл?
Я подтвердил:
— Конечно, Пег, конечно!
Подошел и похлопал ее по руке. Она схватилась за мою ладонь. Не знаю уж, что заставило меня сказать то, что я сказал дальше. Видит небо, эта пигалица всегда меня раздражала своими бесконечными вопросами и тем, что пыталась делать все, что делал я. Но я услышал свой голос, произносящий слова:
— Не беспокойся, Пегги. Если ты поедешь назад, я тоже с тобой поеду.
Папа посмотрел на меня с раздражением и повернулся к Пегги:
— Билл поторопился высказаться, детка. Ты не должна ловить его на слове.
Пегги спросила:
— Но ты ведь сказал это серьезно, разве нет, Билл?
Я уже пожалел о своих словах. Но сказал:
— Конечно, Пегги.
Пегги повернулась к папе:
— Видишь? Но это неважно. Мы ведь не возвращаемся, никто из нас. Пожалуйста, папа — я поправлюсь, я обещаю, что поправлюсь. Мне с каждым днем все лучше и лучше.
Так оно, конечно, и было — в палате с искусственным давлением. Я-то там сидел, обливаясь потом и жалея о том, что раскрыл рот.
Молли сказала:
— Тут уж мне нечего сказать. Что ты думаешь, Джордж?
— М-м-м…
— Ну?
— Что ж, я подумал, что можно ведь одну комнату у нас в доме держать под искусственным давлением. Я мог бы сделать в мастерской небольшой компрессор.
Пегги внезапно прекратила лить слезы:
— Это значит, что мне можно будет выйти из больницы?
— Пока, моя милая, это только идея. Но если папа сможет ее осуществить… — Молли, казалось, сомневалась. — Это не ответ на наши проблемы, Джордж.
— Вероятно, нет. — Папа поднялся и распрямил плечи. — Но я решил одно: мы все едем — или мы все остаемся. Лермеры держатся друг друга. Это решено.
Освоение собственных участков было не единственным, в чем мы ошиблись. На Ганимеде было скаутское движение, хотя весть об этом не дошла до Земли. После высадки мы больше не устраивали сборов скаутов «Мэйфлауэра»: все были слишком заняты, чтобы даже подумать об этом. Состоять в организации скаутов — большое удовольствие, но иной раз на это просто не остается времени. У отрядов Леды тоже не было сборов. Раньше они обычно встречались в городском зале, а теперь мы заняли его под столовую и лишили их места. Наверно, то, что мы оставили их ни с чем, не способствовало их дружескому расположению к нам. Однажды возле магазина мне навстречу попался какой-то мальчишка. Я заметил у него на груди маленькую нашивку. Она была самодельная и не очень аккуратная, но я ее разглядел.
— Эй! — окликнул я его.
Он остановился:
— Сам ты — «эй»! Ты что, меня зовешь?
— Ага. Ты же скаут, да?
— Конечно.
— И я тоже. Меня зовут Билл Лермер. Пожмем друг другу руки!
И я пожал ему руку скаутским пожатием. Он ответил тем же.
— А я Сергей Росков. — Он оглядел меня внимательно. — Так ты один из припозднившихся Джонни?
— Я прибыл на «Мэйфлауэре», — согласился я.
— Я это и имел в виду. Не обижайся — я же и сам родился на Земле. Значит, дома ты был скаутом. Это хорошо. Приходи к нам на сбор, и мы тебя снова запишем.
— Но я не выходил из скаутов, — возразил я.
— Как? A-а, я тебя понял: «Кто однажды стал скаутом, тот скаут навсегда!» Ну что ж, приходи, мы официально это подтвердим.
Это был весьма подходящий случай придержать язык. Но я этого не сделал — о нет! Когда звучит труба Судьбы, я обычно говорю, вместо того чтобы молчать. Я сказал:
Это и так совершенно официально, официальнее не бывает. Я старший командир отряда Баден-Пауэлла[105].
— Вот как? Но ты оказался довольно далеко от своего отряда, разве не так?
Я ему все рассказал. Он слушал, пока я не закончил, и сказал спокойно:
— Значит, у вас, недоростков, хватило нахальства называть себя скаутами Ганимеда? Может, вы тут еще желаете что-нибудь захватить? Вы уже заняли наш городской зал — может, вы еще хотите спать в наших постелях?
— Ты что хочешь этим сказать?
