Юрий Самусь - Полынный мед (главы из романа)
— В Гиблый бор? — понимающе осведомился Возень.
— Куда же еще?
— И то верно, — согласился Даждьбог. — Отправляйтесь домой, а мы с Боюном задержимся малость, отучим наглецов в чужие палаты ломиться.
— Только не переусердствуйте, — сказал Возень.
— Угу, — кивнул Бог Солнца. — Папашу не забудьте, — обратился он к тяжело поднимающемуся Перуну.
Может быть, и завершилась бы эта необычная встреча прямо в комнатушке "пропойского" общежития мирно да благостно, не существуй тети Сони. Но вахтерша все видела, а что не видела, то слышала, а что не слышала, то додумала. И когда санитары увели под белы рученьки товарища Дзержин… то бишь, Спотыкайло, она метнулась в кабинет коменданта общежития.
Петр Петрович Петров был человеком пожилым и нервическим. Он воевал малость в Великую Отечественную, правда, призван был лишь в конце войны по причине молодости и потому в боях не участвовал и медалей да орденов заслужить не успел. Зато после победы над фашистами, Петя решил связать свою судьбу с армией, но на пенсию вышел всего лишь в чине капитана. Дальше, как водится, школа, где он преподавал юным оболтусам курс начальной военной подготовки, а когда и от этой работы его отстранили по причине полного отсутствия педагогической культуры, Петр Петрович нашел себе теплое местечко коменданта в "пропойском" общежитии благодаря помощи друзей-однополчан, которые, в отличие от отставного капитана, поняли, что карьеру можно и нужно делать, но только не в армии, где все заканчивается обычной офицерской пенсией и хроническим геморроем.
За свою долгую жизнь Петр Петрович так и не обзавелся семьей. Что тому причиной — неведомо. Но скорее всего, дело было во внешности.
Мужчине повышенной волосатости, с лопоухими до невозможности ушами, кривыми с гнильцой зубами, торчащими из-под заячьей губы да еще и носом, свернутым набок до такой степени, что казалось по нему проехался гусеницами тяжелый танк немецко-фашистских оккупантов, найти спутницу жизни не так-то и просто. Кроме того, Петров имел фигуру кряжистую, сутулую, а руки у него были столь длинны, что не нагибаясь, он мог почесать себе коленку.
В общем, завидев Петра Петровича в парадном военном мундире, все мало-мальски знающие отечественную историю, тут же вспоминали бессмертную фразу, сказанную императором Павлом Первым в адрес будущего генерал-фельдмаршала и полного Георгиевского кавалера Иоганна Карла Фридриха Антона Дибича-Забалканского: "Сего безобразного карлу из гвардии немедля уволить за физиогномию, наводящую уныние на всю армию". К счастью для Петра Петровича, во времена неуравновешенного императора служить ему не довелось.
Существует еще, конечно, женская точка зрения на мужскую красоту. В соответствии с ней мужчина должен быть чуточку красивее обезьяны. Но, увы… Право слово, любая из самых отъявленных обезьян победила бы в конкурсе красоты, где ее оппонентом выступал бы Петр Петрович Петров.
Впрочем, бог с ней, с внешностью коменданта. Главное, чтобы с душой был человек. Вот из-за своих душевных качеств и попал Петр Петрович в тот злополучный для многих, вполне счастливых до этого людей, вечер в переплет.
Когда тетя Соня с выпученными глазами ворвалась в общежитские апартаменты Петра Петровича, тот пил чай с вареньицем из широкой наградной пиалы, полученной во время службы в Средней Азии. При виде человеконеподобного лица своей подчиненный, П П П (так его за глаза называли в общежитии) поперхнулся чаем, и, если бы вахтерша вовремя не звезданула своего руководителя кулаком по спине, его участие в дальнейших событиях завершилось бы, не успев начаться.
— Что случилось! — перхая и отплевываясь, заорал Петров. — Фрицы в городе? Или, может быть, началась атомная бомбежка?
— Нет, — пробормотала испуганная тетя Соня. — Кажется, нет. Не слышала.
— Тогда почему врываетесь без стука?! Вы не в казарме, милочка, и надо вести себя соответственно!
— Да я…Да я… — начала заикаться тетя Соня. — Я… Там такое!
— Чего ты квохчешь, как курица, — все больше распалялся экс-капитан. — На гауптвахту захотела? Три наряда вне очереди! Кругом! Шагом арш!
— Но па-аслушайте, — задохнулась от возмущения вахтерша, — я лишь только хатела саабщить, что на вверенной вам территории тварятся безабразия.
П П П снова поперхнулся, но на этот раз благородный напиток совершенно никакого отношения к этому не имел. Просто Петр Петрович и в мыслях не мог допустить, что кто-то в его подразделении посмеет творить безобразие.
— Кто?! — заорал он, с трудом справившись с очередным приступом кашля. — Фамилия?
— Бубенцов.
— Ага! Я так и знал! Этих сиротушек сразу после детдома надо в тюрьму определять. Так нет, цацкаемся с ними, в общество выпускаем, а они и гадят нам на черепушку… Пошли… Выселять будем…
Добравшись до бубенцовской комнаты, Петр Петрович распахнул настежь дверь да так и замер на пороге с открытым ртом, ибо не было там никакой комнаты, а была бескрайняя степь с клубящимся на левом фланге облаком пыли, создаваемом несшимся во весь опор казачьим строем с шашками наголо.
П П П инстинктивно закрыл дверь, да так быстро, что семенившая позади тетя Соня, даже не успела заглянуть в комнату. Затем комендант посмотрел на вахтершу, пожевал губами и снова открыл дверь.
— И-и-и-го-го, — заржала лошадь над самой его головой.
Петр Петрович отпрянул назад, и взмыленная кобыла тут же проскочила в дверной проем и помчалась по коридору, волоча за собой мертвецки пьяного казака, зацепившегося ногой в стремени. На губах казака гуляла блаженная улыбка, к груди он прижимал непочатую бутылку водки, а многочисленные кресты глухо брякали, словно алюминиевые ложки, отмываемые в тазу.
— Боже мой, боже мой, — глядя вслед кобыле, бормотал Петров. — Боже ж мой!
Потом он медленно повернулся к тете Соне, которая застыла на пороге проклятой комнаты, уперши руки в бока да постукивая носком туфли по порожку, и спросил:
— Вы это видели?
— А что тут видеть? — вопросила вахтерша. — Нет их никаго. Смылись.
— Ускакали?
— А как хатите называйте: удрали, унеслись, улепетнули, стреканули, драпанули, смазали пятки, паказали хвост.
— Хвосты, — поправил П П П. — Их было много. Да еще эти… с саблями.
— Сабель я не видала. Старцы были, не атрицаю.
— Гм… Не больно уж они были похожи на старцев. А этот, с ногой в стремени, так вообще вроде совсем молодой. Ладно, пошли. Надо кобылу словить.
— Какую кабылу? — удивилась тетя Соня.
— Вот те раз, — развел руками Петр Петрович. — Да ту, что по коридору ускакала.
