Николай Гацунаев - Экспресс Надежда
Он опять замолчал, глядя, как льются сквозь пальцы тонкие золотистые струйки.
"Тебе-то, наверное, невдомек..." - мысленно повторил Иван и растерянно улыбнулся. Дьявольски странно было сознавать, что ты чуть не вдвое старше этого мужчины, который убежден, что имеет дело с двадцатилетним юнцом. Мужчины, который лишь понаслышке знает о Турткуле его, Иванова, детства, Турткуле, которого, если верить Игорю, давно не существует, который смыла Амударья, тогда, в конце тридцатых, только-только подбиравшаяся к западной окраине города. Он вспомнил преисполненную неукротимой мощи необозримую гладь реки, клокочущие водовороты, не стихающий ни днем ни ночью гул стремительного течения, отчаянно дымящие буксиры с караванами барж, трехметровых сомов, которых всей артелью вытаскивали бреднями из затонов заросшие косматыми бородами уральцы. Ощутил во рту неповторимый, не сравнимый ни с чем аромат и сладость хорезмских дынь, после которых, сколько ни полощи, долго слипались пальцы...
Неужели это все ушло безвозвратно, кануло в небытие?
- Игорь, - негромко начал он и кашлянул. - Ну вот ты знаешь все это, видишь, как вырождается на глазах целый регион... Неужели ты можешь так спокойно наблюдать это все?.. Почему не вмешаешься, не крикнешь: остановитесь! Что вы делаете, люди?!
- Пробовал, - угрюмо кивнул Игорь. - Написал все, что думаю. Отпечатал в нескольких экземплярах. В обком отправил, в Министерство водного хозяйства, в Академию наук.
- И что? Неужели не ответили?
- Ответили. - Игорь покачал головой. - Деликатно ответили, вежливо. А смысл такой: занимайтесь, дескать, дорогой товарищ, своим делом, и не суйтесь в чужие.
- И ты успокоился?
- Успокоился? - Игорь повернулся лицом к солнцу, запрокинул голову и закрыл глаза. - Нет, Ванечка. Я не успокоился. Я размышлял, Ванечка. Долго-долго. Приблизительно так: а вдруг они правы? Ведь не может же быть, что все вокруг заблуждаются, и только я один - нет? Все сплошь слепцы, а я зрячий? Я иду в ногу, а целый полк - нет? Это во-первых. Теперь во-вторых. Люди, которым эти проблемы поручены, - не лыком шиты, надо полагать. Специалисты своего дела. Профессора, академики. Заслуженные, народные, признанные. Теоретики и практики. Со стажем, опытом. Собаку на этом деле слопали, пуд соли. С ними на равных биться надо. А я кто? Инженер-механик. И в экологии, извините, - пшик. Дилетант-любитель. Так что пусть все своим чередом идет. А время покажет, кто из нас прав. Вот ты - летчик. Как бы ты отреагировал, приди к тебе на аэродром, ну конюх, скажем, или свинопас и начни тебя поучать: не так к самолету подходишь, неправильно садишься, не туда летишь? Что бы ты ему ответил?
- Не знаю, что бы я ему ответил, - медленно, изо всех сил сдерживая гнев, произнес Иван. - А тебе скажу: демагогия это все и софистика. Побоялся лезть в драку, вот и успокаиваешь себя побасенками. И уж если тебя на аллегории потянуло, я тебе другую ситуацию предложу. Выходит в круиз теплоход. Всеобщее ликование, ажиотаж, восторги. А ты вдруг обнаруживаешь пробоину ниже ватерлинии. Бежишь к капитану, а он тебе: занимайтесь своим делом, пассажир. Ликуйте, восторгайтесь. А в наши дела не лезьте. Ты что - тоже рукой махнешь? Дескать, время покажет, кто прав, а кто нет? Или вот еще: воздушный бой, "мессер" заходит в хвост нашему штурмовику. Ты это видишь и орешь: "Мишка, "мессер" сзади! "Мессер"! А он по запарке: "Отстань. Не мешай!" И ты отстанешь? Успокоишься? Я, дескать, предупредил, а дальше меня не касается? Время рассудит?!
Иван вдруг обнаружил, что кричит, срывая голосовые связки, ощутил режущую боль в горле: стиснул зубы и шумно выдохнул носом. Раз, другой. Зажмурился, встряхнул головой и открыл глаза.
- Извини...
Бледное расплывчатое лицо Игоря проступило сквозь красноватый туман.
- Не пойму, что на меня нашло... - Глотку саднило, Иван хрипло прокашлялся. - Прости.
Смятение и тревога на лице Игоря уступили место безмерному удивлению.
- Вон ты какой... Тихий, тихий, а...
- Сказал же - прости. - Иван все никак не мог совладать с голосом. И вдруг отчетливо представил себе Мишку в полосатых матерчатых плавках, просто Мишку, - не капитана ВВС, не командира эскадрильи штурмовиков, сидящего на песке, там, где сидел сейчас он сам.
"Как бы он поступил на месте Игоря? - спросил себя Иван. - Неужели так же? Нет. Мадьяр не из таких".
"С ними на равных биться надо, - мысленно повторил он слова Игоря. - Мечтал ученым-экологом стать. Может, и стал бы, вернись батя с войны..."
Решение пришло мгновенно, как озарение. Твердое, бесповоротно окончательное. Во рту пересохло. Язык стал шершавым и непослушным, болезненно цеплялся за небо, десны. Губы словно спеклись, присохли друг к другу, но он все-таки разлепил их, втиснул в щель папиросу и закурил, не ощущая вкуса.
- Игорь, - голос был какой-то чужой, скрипучий, каркающий. - Дай-ка ключ от мотоцикла.
- Ключ? - недоуменно переспросил Игорь. - Что это ты надумал?
- За папиросами съезжу.
- Так есть же у тебя!
- Мало. - Иван с трудом глотнул. - Не хватит до вечера.
- Там ключ. - Игорь пожал плечами. - В мотоцикле.
- Я быстро, - Иван уже шагал к обрыву, на ходу застегивая комбинезон.
- Водить-то умеешь? - крикнул вдогонку Игорь.
- Умею, не беспокойся, - заверил Иван. "Только бы не догадался, - стучало в висках. - Только бы не помешал".
Мотор завелся с первой попытки. Иван поудобнее устроился на седле и медленно выжал сцепление. Сделал круг по пыльному плато, приноравливаясь к незнакомой машине, подкатил к краю обрыва и сбросил газ. Мотор почти неслышно заурчал на холостых оборотах.
Море было великолепно. Море сверкало тысячами солнечных блесток, ласково набегало на золотистую песчаную отмель, и небо над ним было потрясающей голубизны, и весь этот залитый солнцем волнующе незнакомый мир был прекрасен, таил в себе радость бесконечных открытий, и страшно не хотелось уходить из него в неизвестность. Но уходить надо было, потому что это единственная, пусть призрачная надежда спасти Мишку Курбатова и помочь его сыну обрести уверенность в собственных силах.
Он приложил к губам сложенные рупором ладони и крикнул:
- И-иго-орь!
Игорь оглянулся и помахал рукой.
- Жди вестей от отца-а-а! - донеслось с обрыва.
- Что-о?
- Жив твой отец! Вернется!
"Рехнулся он, что ли?"
- О чем ты?
- О Мадьяре Курбатове! - Человек над обрывом взмахнул рукой, словно прощаясь. - Жди со дня на день! Прощай!
Взревел мотор и, подняв белесое облачко пыли, мотоцикл пропал из виду.
- Ничего не пойму, - пробормотал Игорь, прислушиваясь к затихающему вдали гулу мотора. - Странный парнишка. Знает откуда-то, как отца звали...
Он вдруг насторожился. Мотоцикл явно возвращался обратно. Мотор ревел на полную мощь.
