Владимир Щербаков - Красные кони (сборник)
До холма было метров четыреста. Геолог уже взбирался по склону. Я видел его ноги и раздутый рюкзак. Когда я доконал кактус, склон был пуст.
Легкий голубой дымок, как облачко, висел над ним. Чем больше я старался его рассмотреть, тем призрачней он казался. «Не может быть, окончательно решил я, когда затекшая спина немного отошла. — Там ничего нет». Холм был совсем рядом и хорошо освещен.
Крик я услышал отчетливо. Как будто бы кричали над самым ухом.
Я не уловил интонации его голоса. Что-то стряслось. Он звал меня. Но зачем?
Я сразу же ответил, но он молчал. Я спрашивал, что произошло, безрезультатно.
Я бежал; бежал что духу было.
Впрочем, в действительности все было как раз наоборот: сначала я помчался вперед, а уж потом попробовал соображать. В такие минуты ноги работают быстрее головы.
Быстро ли приближался ко мне холм, я не видел, потому что, когда бежишь, нужно смотреть под ноги…
Я бежал сломя голову до самого холма. У его подножия длинные корни или рупальца выросли вдруг из плотной темной почвы. Дернуло ногу, я чуть не упал. Склон был в двух шагах. Я просто споткнулся…
Я не ожидал, что карабкаться так трудно. Медленно, ползком, распластавшись- ума не приложу, как он справился с рюкзаком. С таким тяжелым рюкзаком. Скат очень крутой, посмотри сам…
До полета мы знакомились с образцами почвы, доставленными первой экспедицией, но ничего подобного не встречали. Склой покрыт коричневой массой, рыхлой. Она будто пузырями изъедена и очень легкая. Пузыри больше мяча. На снимке не рассмотришь.
Я хорошо запомнил первый миг: внутренний склон кратера крутой — почти обрыв с торчащими кое-где большими белыми камнями и оранжевые клубы внизу под ногами. «Облако… газовое облако выползает из жерла…» Несколько мгновений мной владела эта иллюзия. Наверное, сказывались мои чисто земные представления о природе вообще и о вулканической деятельности в частности.
Нет, это было не извержение. Я увидел на дне гладкую поверхность, по которой пробегали цветные блики. Сейчас ты можешь верить или не верить, но у меня тогда выбора, в сущности, не было. Они плыли, как волны, разных цветов и оттенков, а поверхность оставалась ровней вот этого стола. Они плыли и отражались от бурых краев этой гигантской воронки…
— Кто «они»?
— Блики. На дне кратера сияло «озеро». Видишь ли, более подходящего названия этому я до сих пор не придумал. Очень красиво, и очень жаль, что тебя с нами не было.
«А геолог? Что случилось с ним?» — вопрос вертелся у меня на языке, но я не хотел его перебивать.
— Общий фон «озера» постепенно менялся. Оно играло сотней оттенков от нежнейшего розового до холодного темно-синего. Это как цветущий майский луг, только ярче. Как горное озеро, когда в нем отражаются радуги, и еще сильнее, еще красивее, — он пошевелил губами, прошептав еще что-то, что именно, я не разобрал.
— На меня обрушился шквал красок, и я не сразу пришел в себя. На легком облачке, висевшем над кратером, светились слабые отблески. Потом все потускнело. Когда это произошло — отлично помню, — я еще не отдышался после быстрого бега.
Наконец мне удалось задать свой вопрос.
— Геолог? Разве я не сказал? — Он казался несколько удивленным. Антенну он повредил, входной контакт. Хороши, нечего сказать, эти наружные антенны, только для кинофильмов. Поэтому и замолчал… А-а, понимаю… Тебе мерещилось что-то таинственное. — В глазах его сверкнуло веселое ехидство, — ты ведь любишь слушать про космические злоключения, особенно из первоисточников, а?
Но почему мне все-таки казалось, что он изменился? Нет, его не так-то легко переделать.
— Перестань. Хватит с меня твоего несладкого чая. Не вздумай прикидываться, будто тебе неизвестно, что в сахарнице — стопроцентный вакуум.
— Вот как! — Он издевательски присвистнул. — Кто тебя так изнежил? Уж не женился ли ты?..
— Полгода назад. Рекомендую. Будешь пить сладкий чай.
— Тебя есть с чем поздравить… Поздравляю… — это было сказано уже серьезно.
«Не пора ли уходить?» — тревожно вспомнил я.
Будь дома телефон, я предупредил бы жену, что задержусь. Она бы, конечно, сказала: «Приходи скорей». После этого можно было бы посидеть еще.
— Так что же это? — я щелкнул пальцем по осколку. С одного края коричневые брызги покрывали его (употребляю здесь слово «брызги» с большой натяжкой: ни одно пятнышко не сдиралось ногтем).
— Что? Хотел бы я сам это знать… Подобрали на обратном пути к вездеходу. Возле белой глыбы из того же теста. Воронка сплошь ими усеяна. Что?.. Химический состав?.. Вот… — скомканная бумажка зашелестела в его руке, скрипнул ящик деревянного стола. — Вот: кислород, углерод, кремний, водород, кальций, азот…
Здесь я по вполне понятным причинам должен опустить остальные шестьдесят четыре химических элемента из тех семидесяти, которые там значились.
Он продолжал:
— Обнаружены гелеобразные компоненты с белковоподобными гранулами и прослойками…
— Разыгрываешь? Думаешь, я идиот? — От меня так и веяло спокойствием.
Но нет! На смятой бумажке, хладнокровно мной расправленной, слово «белковоподобный» было подчеркнуто красным карандашом.
— Вот это фокус! Белок налицо, а жизнь? Космическая фауна? Целая экспедиция не нашла ничего, и вдруг — этот камешек… Что это за «белковоподобный»? Что ты молчишь? Что ты думаешь об этом?
— Конечно, подавай тебе сразу гипотезу! Может быть, нужны точные доказательства? Может, собираешься написать учебник космической зоологии? Ничего нет у меня. Говорю тебе, ничего. Времени не хватило.
— Вы стартовали в тот же день? — спросил я не очень уверенно.
— Я уже говорил. Через каких-нибудь четыре часа. Нагоняй за длительную внеплановую отлучку получить все же успели, — он слабо улыбнулся, — и благодарность — от Саши. Знаешь, — по его лицу скользнула легкая тень сомнения, — когда мы выбирались из кратера, я заметил еще раз… щупальца, но хорошенько мы так ничего и не рассмотрели. Нас срочно вызывали по радио, а у него — случится же такое! — порвался ремень рюкзака. Тут уж не до наблюдений. Tw не думаешь, что здесь есть связь: эти кгаи, странный кратер… Геолог успел щелкнуть все на пленку. Портативной камерой. Пока я искал его там… среди белых глыб. А «озеро»? Интерференция, игра света? А если это часть общего целого, сложного и пока неразгаданного?
— Невероятно… Неужели ты всерьез полагаешь?..
— Полагаешь, полагаешь, — поддразнил он. — Ты слышал что-нибудь о батибии?.. Собственно, этого следовало ожидать. Так Гексли назвал в прошлом веке вязкую слизь с заключенными внутри нее известковыми камешками, добытую со дна океана. Батибий означает «живущий в глубине». Гексли считал ее первичной живой протоплазмой. Совсем еще недавно это считалось модным искать первичную протоплазму. Так вот: скелет — камешки, тело протоплазма, все вместе батибии — «живущий в глубине». Логично? А на самом деле ничего общего с протоплазмой! Ты понимаешь, зачем я вспомнил это?