Павел Парфин - Сувенир для бога
- Идиот!! Ингэл, ты полный идиот! - вдруг выругался рядом повелитель хлопов. Куда только подевалась его царская заносчивость и надменность! Виорах даже не пытался скрыть дикой ярости, охватившей его. Гнев его, в одно мгновение выдавший бешеный, дьявольский темперамент, был направлен на старого змея, медленно спускавшегося с яблоком в зубах. Дьяченко вздрогнул: на ветке, где только что было сорвано яблоко, возникло новое. "Что за чертовщина!" - Валька машинально сжал кулаки.
Тем временем Виорах, окончательно отбросив в сторону царское величие и сдержанность, продолжал на чем свет стоит бранить змея:
- Ползучая скотина! Паршивый родственник сатаны! Змеиная подстилка! Ингэл, ты совсем из ума выжил! Кто надоумил тебя искушать чистые души?! Ты перегадил мне пищу богов, старый остолоп!
Хлопы, выхватив из ножен мечи, расталкивая друг друга, бросились к яблоне. "Конец змеюке!" - мелькнула у Вальки мысль. Отчего-то ему стало жаль ползучего гада: сейчас его покромсают на куски, того и гляди яблоню зацепят... Но в следующую секунду человеку уже было не до змея. Дьяченко впервые увидел их. Так ясно увидел только сейчас, словно не мог разглядеть их раньше, словно у него третий глаз открылся...
Души дионисов в несколько колец обступили дерево. Боже, они водили вокруг яблони хоровод! Вздрагивали в такт неслышной мелодии, как могли, извивались бесплотными своими телами. Неожиданно две души вырвались из ближайшего к яблоне круга и кинулись к змею. К этому моменту Ингэл только-только спустился к основанию дерева и застыл с яблоком в зубах. Змей ждал. Души жадно набросились на яблоко, одержимые не то дьявольским наваждением, не то вековой жаждой греха. Они наперебой приникали к нежному плоду - временами яблоко, как пуля, насквозь проходило их пепельные сущности. Дьяченко диву давался, наблюдая за порочной трапезой, поражаясь, с каким вдохновением и страстью души дионисов отдаются греху.
Наконец яблоко пропало из виду, видимо, поглощенное новоявленными грешницами... Змей, сомкнув ужасные челюсти, мотнув головой, пополз вверх, нежно трясь чешуйчатыми боками о ствол яблони. Ингэл спешил за новым плодом, не видя, как взбешенные хлопы налево-направо кромсают охмелевшие от греха души дионисов, разрывают в клочья, точно сгустки мрака, их бесплотные субстанции.
Человек продолжал безучастно стоять в стороне, пустым взором наблюдая за бойней. Он будто ждал сигнала извне...
В нос Дьяченко шибанул запах гнилого яблока. Валька поморщился, покрутил головой, рыская взглядом по возбужденным телам хлопов. Наконец нашел Виораха - тот рвал души наравне со всеми. "Вот сукин сын! С какой же ненавистью ты мочишь беззащитные души! - Валька заводился все сильней. - Что же такого они тебе сделали?! Неужели искуситься грешным яблоком намного ужасней, чем жить слепо, не ведая греха?" Избиение душ дионисов вызвало в сердце Дьяченко настоящий протест: "Наших бьют!" Глаза его вспыхнули нехорошим волчьим огнем, он уже собрался было накинуться на какого-нибудь демона, свалить с ног и завладеть мечом... Как вдруг первым получил удар в ухо. Несильный, но зазвенело в ухе ощутимо! "Черт, кто это меня так?!" - "Не оборачивайся!" - горячий шепот обдал его звенящее ухо - и звон сразу пропал. А шепот знакомый-знакомый, девичий шепот... Его потянули за руку, и Валька, мгновенно подчинившись, не раздумывая, шагнул влево.
*15*
Из зала, где росло дерево греха и где продолжалось избиение душ, под прямым углом вел узкий проход. С каждым шагом в глубь его света и воздуха становилось все меньше, зато все громче билось юное сердце, похитившее человека.
- Амелиска?! Ты?! - Дьяченко не верил своим глазам, взахлеб разглядывая дочь предводителя благородных отроков. - Я ужасно рад! Ты жива!.. Господи, что они с тобой сделали?
Он осторожно коснулся коротко обрезанных рогов девушки. С ними она была похожа на молоденького мальчика. Лишь нежный овал лица, лишь чувственные губы и светящийся, искрящийся от избытка чувств взгляд выдавал в Валькином похитителе женщину. Влюбленную женщину. Все время, пока Дьяченко с небывалой жадностью разглядывал ее, Амелиска молчала. Она улыбалась, глядя, каким безмерным счастьем наполнился взор человека. Наконец она встала на носочки и, порывисто обняв Вальку за шею, поцеловала его.
- Мы вместе, - тихо произнесла Амелиска, но эхо радостно подхватило: "Мы вместе-е-е!.."
Обнявшись, они стояли посреди помещения, мало похожего на предыдущие комнаты и залы. Вероятно, это был грот. Заброшенный грот со следами очень древней жизни, угадываемыми в основном на ощупь и по наитию - внутри было темно. Кромешную темень, точно голову чернокожего, едва-едва тревожил одинокий пульс - зыбкий огонек в руке Амелиски. Пламя свечи казалось безнадежно слабым, нестойким, чтобы отвоевать у тьмы хоть крохотную пядь светлого пространства. Такой густой была здесь мгла, скопившаяся явно не за один век, не за один милленниум.
Словно в сердце самого первородного зла завела Вальку девушка-отрок. Дьяченко стало не по себе: он почувствовал, как беспомощно сыреют подмышки. "Блин, куда я попал?! Прямо логово какое-то!.." Тьма обволакивала плоть и дух странников, немо грозясь поглотить их, восполниться светлой энергией их сердец.
Но вот Амелиска вскинула руку с робкой свечой - и мгла раздалась, будто обжегшись о разлившийся круг света. От неожиданности Валька присвистнул. Еще бы - его взору представились остатки невиданного мира, затерянного в недрах ада! Полуистлевшие ковры под ногами, сухие и потрескавшиеся, как обветрившаяся кожа, полотна на стенах. Допотопная и громоздкая мебель: столы, шкафы, буфеты, кажется, вырезанные из кости, покрытые, словно тонким шерстяным одеялом, слоем пыли. Черно-серые, будто обросшие шерстью, горки примитивной посуды и другой хозяйственной утвари.
Из всего векового хлама Дьяченко привлек только громадный сундук. Возможно, потому, что он был единственным предметом, на который можно было присесть. Сдув с него, наверное, не меньше килограмма пыли, Валька сел на его массивную крышку и усадил на колени Амелиску.
- Я был уверен, что уже никогда не увижу тебя, - признался он и в тот же миг обмер - его неосторожное дыхание внезапно погасило пламя свечи.
- Погоди, я не вижу твоих глаз, - шепнула девушка и выпорхнула из его объятий. Легко и быстро отыскала огниво или что-то наподобие его, будто знала здесь каждый уголок, ловко высекла искру - их лица, вновь освещенные чутким пламенем свечи, стали еще ближе и родней.
- Я ждала тебя вечность, - она снова сидела у него на коленях, нежно обвив шею руками. - И весь этот театр - для тебя.
- Театр?
- Ну да, - Амелиска, улыбаясь, махнула рукой в ту сторону, откуда они пришли.
