Ольга Ларионова - Вахта Арамиса, или Небесная любовь Памелы Пинкстоун
- А Паолу видел?
Марсианин томно потянулся и откопал в красной марсианской траве старенький транзисторный приемник. Полились сладкие звуки Свадебного марша Мендельсона.
- Счастливая Паша! - патетически воскликнул марсианин голосом Ираиды Васильевны.
- Что-то ты врешь сегодня, - заметила Симона, - всем счастья наобещал.
- А я так и должен, - сказал марсианин, - я розовый.
Симона рассердилась на него - и проснулась.
Еще не вполне сознавая, что к чему, она подняла руку и щелкнула тумблером.
- Пашка, - позвала она, - Пашка!
Экран фона упорно оставался темным, - видно, Паола еще не приходила в свою каюту. Симона мельком глянула на часы - крошечный такой кружочек на огромной смуглой ручище. Скверно - половина двенадцатого, проспала больше, чем собиралась. Но где же этот чертенок? Просила ведь по-человечески разбудить через час.
Защелкали тумблеры короткого фона: кухня, коридор, кладовая, салон... Пусто. Симона вскочила. Последние кнопки, судорожные вспышки контрольных лампочек: кибернетическая - ванная - шлюзовая -а библиотека, - всё.
И - каюта начальника станции.
- Паша... - выдохнула Симона, словно всю станцию она сейчас обежала бегом.
- Это я разрешила, - каким-то деревянным, безжизненным голосом произнесла Ираида Васильевна.
Симона сунула босые ноги в туфли, вылетела в коридор и ворвалась в каюту своего начальника:
- Пашка что - у него?
Ираида Васильевна, прямая как палка и застегнутая на все пуговицы, стояла посреди каюты:
- Час тому назад Паола Пинкстоун попросила разрешения вместе с капитаном 0'Брайном осмотреть "Бригантину".
Симона села на ее аккуратно застеленную постель:
- Какого черта?
- Симона, - отчеканила Ираида Васильевна, и Симоне стало до отчаянья ясно, что ничему уже не помочь, и вовсе не потому, что в Пространстве приказы начальника не обсуждаются (именно за этим она сейчас и прибежала), но уходит время, и вместе с ним- возможность вытащить эту дурочку из всей этой помойки, - как начальник станции, я несу ответственность перед Комитетом космоса...
- Ай, да при чем здесь Комитет! - Симона запустила пальцы в волосы; потом откинула их, чтоб не мешали смотреть, и тихо, глядя в упор в раскосые, как у Митьки, глаза, спросила: - Послушайте, а вы вообще разбираетесь в мужчинах?
Ираида Васильевна побледнела до желтизны.
- Нет, - сказала она, - ну и что же?
- А вы можете мне поверить, что это - всего лишь забава, случайная ночь на станции, эдакая перчинка после президентских дочек и грудастых фонозвезд.
- Да, - сказала Ираида Васильевна, - ну и что же?
Тут даже Симона оторопела.
- Пусть вы опытнее меня, - продолжала Ираида Васильевна, -.охотно вам верю (Симона тихонько вздохнула - о том, что было до Николая Агеева, по всему Пространству мифы ходили, один только Колька их не слушал). Пусть вы даже не ошиблись. Ну и что же? Пусть - забава, случайная . ночь, перчинка и все прочее, - и все-таки это может стать для нее счастьем на всю жизнь. Чудес не бывает, Симона, и капитан этот, баловень, никогда не поймет, что за невзрачной рожицей - человек. Не без глаз я, вижу, что не пара они. Ну и что же? Уйдет. Бросит. Забудет. Но для нее-то - на всю жизнь, да так, чтобы каждую ночь вспоминать, и молиться - как сейчас она богу молится. Старому богу, маминому да бабкиному. Потому что нет счастья горше и священнее, чем счастье памяти. Только откуда вам про такое счастье знать? У вас-то оно всегда при себе.. А если и бедою обернется для нее эта ночь - все равно это будет ЕЕ горе. И чем бы это ни было - все равно для нее это слишком большое, чтобы чужими руками заслонять...
Симона поднялась, пошла к иллюминатору. "Это я-то не знаю, что такое счастье памяти?" - и задохнулась вдруг, потому что так вот иногда не хватало его, как в миг смерти не хватает жизни.
Было слышно, как Ираида Васильевна тяжело опустилась на стул.
- Паша - девка взрослая, - сказала она уже другим голосом. - Не Митя же, в самом деле. А вообще странно, что не вы мне, а я вам все это говорю. Вроде бы вы должны были взять Пашу за руку да к капитану ее свести - люби, мол, покуда любится... Вы уж простите меня, Симона, только странно мне как-то, что на любовь-то вы только для себя щедрая.
Симона повернулась и вихрем вылетела в коридор. Сзади, в аккуратной маленькой каюте Ираиды Васильевны, что-то валилось и рушилось.
- Ты знаешь?.. - спросила Ада.
Симона кивнула.
- У них там три кибера, не успели еще вывести.
Все на контроле приборов. С передачей в центральную. 0'Брайн включил только регенератор воздуха.
- Естественно, - сказала Симона.
Некоторое время обе они молчали, невольно прислушиваясь, словно из планетолета могли донестись какие-нибудь звуки.
- Знаешь; я много раз думала, - продолжала Ада (эти ночные бдения в центральной удивительно располагали к неторопливым беседам), - когда наша Ираида решится хоть на какой-нибудь самостоятельный шаг, на вершок выходящий за рамки инструкций. Но уж никогда не предполагала, что это может случиться по такому поводу.
- А что? -устало возразила Симона. - Все правильно. Хороший повод счастье человеческое. А ты еще не думала, почему именно она - начальник нашей станции? Именно поэтому. Потому, что она всех нас человечнее. И спокойнее. Дай нам с тобой волю - мы бы эту несчастную "Бригантину" по винтикам разнесли. А потом неизвестно кто платил бы штраф в пользу этого Себастьяна Неро. Потому что нет ничего. Это нам только хочется всяких там чудес. Приключениев.
- А ты устала, - спокойно заметила Ада.
- Ничего не устала, - фыркнула Симона. - Просто она права. Плевать надо на все инструкции и заботиться об одном - как даже самую маленькую, самую ненужненькую любовь вынянчить, вылизать, отогреть. Как слепого звереныша. И потом только любоваться, как она вырастает в могучее, прекрасное чудище.
- Чудо или чудовище? - скептически ухмыльнулась Ада.
- Чудище. Невероятное и каждый раз - доселе невиданное.
- Ерунда, - решительно заявила Ада, - вот меня занимает один вопрос: почему из пассажирского отсека в тамбурную сделан узенький люк-ровно на одного человека, а из тамбурной в грузовой отсек - широченный, как раз такой, что целый контейнер пролезет?
- Заскоки конструкторской мысли, - махнула рукой Симона и потянула к себе план расположения контейнеров в грузовом отсеке.
Над этим планом, накануне уже изученным вдоль и поперек, они и просидели до утра, до пяти часов, когда дверь в центральную неожиданно откатилась и на пороге появилась Паола. Она вошла и остановилась, потому что. не ожидала встретить никого, да и не могла ожидать просто потому, что не помнила ни о чем, и шла, как пьяная, шла тихонечко-тихонечко, словно то, что было, еще лежало на ее руках и губах, и это надо было не стряхнуть, уберечь... И когда увидела Симону и Аду - вдруг не расплылась, как должна была бы, в своей детской улыбке, а посмотрела на них спокойно и чуть-чуть горделиво, как равная на равных.
