Владимир Аренев - Паломничество жонглера (фрагмент)
На что Иссканр и рассчитывал, затевая это представление.
Весь путь до Сна-Тонра он промучился, восстанавливая в памяти былые навыки и усваивая новые. Привычные к рукояти меча, перо пальцы сжимали неохотно и неловко, но Иссканр старался, а Надьег старания эти видел и молодого охранника поддерживал. К тому же очень хотелось Порванной Струне утереть нос Ляль-Гуну.
К тому времени, когда на горизонте показались острозубые стены Сна-Тонра, крючки да палочки чернильные Иссканру уже снились ночами. Лукьерр по-доброму усмехался в усы: ты, брат, не иначе собрался в монахи пойти заместо покойного Гланнаха! Охраннику-то грамота вроде как и ни к чему, а вот монаху - в самый раз.
"Мир состоит не только из монахов и воителей", - однажды рассеянно ответил ему Иссканр - и, удивительное дело, Лукьерр вдруг замолчал и, как-то странно взглянув на него, похлопал по плечу... но так ничего и не сказал, хотя, видно было, собирался. Просто похлопал и заспешил дальше по делам.
Ляль-Гуну нос они так и не утерли - менестрель исчез из Сна-Тонра раньше, чем Надьег успел вызвать его на смотр достижений своего ученика. "Ну и пусть, - отмахивался Порванная Струна, довольно топорща реденькую бородку, - все равно этот расфуфырь в душе знает, что проиграл".
Тем же вечером Иссканр впервые достал надежно припрятанные от постороннего (в основном - Хуккрэнового и его приспешников) взгляда записки брата Гланнаха. За все время учебы у Надьега он нарочно не пытался читать их, чтобы не ошибиться, не перепутать буквы, чтобы подступиться к этой тайне уже с надежным ключом умения.
В первый раз он смог прочесть немного. Пропустив заметки для будущего путевника, каковые часто составляли странствующие монахи, особенно же те, кто был посвящен Неустанной, Иссканр нашел наконец нужный фрагмент.
Настоятель Баллуш Тихоход о многом не знает. Ему ведомы мои увлеченья тем, что обычный люд называет чудесами, и мой подход к оным. Рассказал я ему и о младенце, найденном мною в деревушке Агнуль, что на запад от Таллигона. Но считает он, что младенец тот был обыкновеннейшим (я сам, недостойный, сделал все, чтобы Тихоход так считал), но лишь с некоторой долей странности в судьбе.
Поясню. Согласно истории, которую я рассказал настоятелю, в Агнуле мне подбросили ребеночка, коего я, не будучи в состоянии отвезти в Йнуугскую обитель (ибо направлялся тогда по делам в столицу), оставил в Таллигоне. Однако ж в действительности ребеночка мне не подбросили. Я нашел его, новорожденного, мокренького, в огороде крестьянского дома. В том доме я остановился переночевать с любезного согласия хозяев, а в огород вышел справить малую нужду. Ребеночек лежал в капусте, был наг и тих, хотя любой другой младенчик, насколько мне известно, в такой ситуации кричал бы и плакал.
Далее. Пуповина его, как мне показалось сперва, в темноте, была обрезана, но потом, при свете свечи, я обнаружил, что ее вроде как и вовсе не было. А пупок у младенчика был совсем и не пупком, а этакой вмятинкой в животике, чтоб на первый взгляд, без внимательного рассмотрения, и не отличить. Полу был младенчик мужского, дышал ровно, тело огнем болезненным не горело; мы с крестьянской женою и дочкой обтерли его и освятили, как могли, после чего спросил я у них, кто знает, что гостюю я у них? Ответили они, что вряд ли кто успел узнать, поскольку я-то полчаса примерно как впервые ступил на их порог... а младенчика-то, чтоб так удачно подкинуть, нужно сперва бы и родить - о родах же ближайших ни у кого из деревенских и речи не шло. Так что - "чудо" шептались они, и жена даже собралась уговаривать мужа оставить ребеночка у них, мол, раз так все совпало, грех отказываться. Но видел я, что семья та многодетна и еще один рот стал бы для них обузой...
А кроме того, должен сознаться, руководило мною греховное любопытство, ибо появление младенчика счел я испытанием собственной любознательности. Я не мог его оставить у крестьян, но не мог и отвезти на Йнууг, и я выбрал то единственное, что приходило на ум. Я отвез его в Таллигон, на попечение особы, которой доверял больше, чем самому себе...
Изучив этот фрагмент записок, Иссканр ощущал себя тем самым героем, в честь которого был когда-то поименован. На прочтение большего его пока не хватило. Но он знал, что непременно вернется к запискам брата Гланнаха.
Жаль, сделал это Иссканр лишь пару недель спустя, ибо в Сна-Тонре случилось непредвиденное...
Впрочем, сложись все по-другому, он вообще не прочел бы больше ни строчки.
* * *
Четверо утомленно сидят в пыльном коридоре, освещаемом лишь мерцанием огненных браслетов. Отдыхают; каждый думает о своем.
И тихо-тихо, едва заметно, дует ветер.
Глава четвертая:
Пиво за счет заведения. На Змеином мосту.
Глаза с вертикальными зрачками. Погасшие фонари и засада у рынка. Дурные вести - впрочем, как всегда. Случайная встреча, неизбежная встреча.
Здесь в светильниках - тьма, здесь гробницы - дома,
перезрелым томатом сочится туман...
Мне твердят: "Ты, безумец, восстал против мира!"
Отвечаю: "Я?! - мир наш свихнулся с ума!"
Кайнор из Мьекра
по прозвищу Рыжий Гвоздь
Уже рассвело, и крестьяне копошились на полях (чем там положено им заниматься в первой половине месяца Кабарги, цыплят считать, что ли? Кайнор не помнил); многие смотрели, как он идет вслед за конопатой девчонкой к деревне, кое-кто даже махнул ей рукой.
"Нож, - вдруг вспомнил Гвоздь. - Всю дорогу мучился мыслью, что что-то забыл, и вот только сейчас вспомнил. Нож забыл! А теперь уже поздно..."
А с другой стороны - ничего страшного. Чтобы Кайнор да не раздобыл в этом мире чего-нибудь?! - смешно, господа зрители, до коликов смешно же!..
Вот только от пустячного воспоминания про нож потянуло по хребту холодком дурного предчувствия. "Это из-за покойника, - сказал себе Гвоздь. - После таких предупреждений хочешь - не хочешь, а дурно станет".
По всегдашней своей привычке, он принялся выискивать положительные стороны в том, что с ним сейчас происходило. Вот например: считай, больше суток не спал, то у Зойи гастролировал, то по кустам прятался, то на канате плясал, то в идоловом чреве сознание терял. Было? Было. Должен бы устать? Еще как!
А не устал. Чувствуешь себя огурчиком - хоть сейчас снова к Зойи (лишь бы мужа не было)! Бодр и полон сил, и даже встреча с говорящим утопленником не сломила!
Отрадно? Еще бы!
Добавим к тому же счастливое (и чудесное!) спасенье от зловредных гвардейцев, которые до сих пор, наверное, не поняли, чего случилось. (Ну, Кайнор тоже не понял, но об этом умолчим).
Опять же, в Трех Соснах он не впервые. Не сказать, чтобы Гвоздь помнил название всех деревушек, стоявших на обычном пути их труппы, но в этой-то как раз имелся отличный трактирчик с запоминающимся названием "Три Сосны", где умели вкусно готовить, варили отличное пиво, и - главное! - здесь был благодарный и богатый зритель. Эти три качества Сосен делали их выдающимся пунктом следования, и труппа Жмуна никогда не упускала случая погастролировать в деревушке.
