Майкл Муркок - Финальная программа
— Шесть тысяч.
— Ты почти прав. Я не в состоянии их всех пересчитать. С другой стороны, клиенты ушли. Хотя и не в той пропорции.
— Не волнуйся, Дерек. Ты — все равно лучший.
— Вот! Распространи это. Нет, знаешь ли, я слышал, Олаф был здесь. Я уверен: стоит ему увидеть меня — во плоти, как бывало, — и он осознает свою ошибку.
— Я посмотрю.
— Хороший мальчик, — Дерек похлопал Джерри по руке и пошел, сгорбившись, прочь.
— Он очень умный? — спросил шведка.
— У него острый ум, — ответил Джерри. — И это важно.
— Всегда, — дополнила она, беря его за руку. Он послушно пошел за ней туда, где Шэйдс лежал поперек стола, прижавшись носом к стеклу и следя за тем, как маленькие шарики, ударившись о маленькие колечки, скакали вдоль края, пока не наскакивали на другие маленькие колечки. Шэйдс обхватил края стола, и, когда прозвенел звонок, костяшки суставов на его руках побелели.
— Вот это я и называю «закалка», Джерри, — не поднимая глаз, проговорил он. — Обирают меня. Я — павловская глина.
— Дай-ка взглянуть, как ты слюнки пускаешь, ты — старомодный лапочка, — улыбнулся Джерри, не принимая этого всерьез.
Джерри расслаблялся, поддаваясь настроению вечера. Он ущипнул Шэйдса за зад, и тот в ответ брыкнул его.
— Ты что, оседал меня?
— Не сегодня, прелесть.
Вот уже лучше, подумал Джерри, глубоко вдохнув дым, аромат духов — фимиам. Он снова чувствовал себя на подъеме. Он был в своей тарелке.
Шэйдс рассмеялся и опять сконцентрировался на стальных шариках.
Осмотревшись, Джерри узнал Олафа, о котором говорил Дерек; тот увлеченно трудился над игрой «Убей девчонку». В игре выделялось десять выстрелов, которыми необходимо было сразить шесть из десяти пластиковых обнаженных девушек, выполненных в натуральную величину, с помощью орудия, похожего на гарпунную пушку. Игра у него шла без особого успеха. Олаф был невысоким юношей с вечно страдальческим выражением лица, производившим впечатление, словно кто-то приготовил из него филе. Он положил оружие и направился к автоматической гадалке по рисунку ладони. Там он опустил в автомат монету и безвольно положил ладонь на секцию, выполненную из пульсирующего каучука. В тот момент, когда Джерри приблизился, машина отключилась, и в щели появилась маленькая карточка. Олаф вынул ее и изучающе осмотрел, затем нахмурился и покачал головой.
— Привет, Олаф. Дерек тебя ищет.
— Не твое это дело. — Голос у Олафа был вызывающий и одновременно жалобный; это был его обычный голос.
— Не совсем, Дерек просил меня поставить его в известность, если я увижу тебя.
— Мне кажется, тебе что-то от меня нужно. Ну, ладно. Я как раз потратил последнюю гинею, и мне нечего делать с арийцами.
— Ты ведь не еврейский мальчик? — спросил Джерри. — Не обижайся на мой вопрос, но ведь — нет?
— Заткнись! — Голос Олафа остался на той же ноте, но стал более определенным. — Мне осточертели люди вроде тебя.
— Да не обижайся ты, не обижайся, просто…
— Заткнись!
— Я лишь подумал, что, раз уж ты сказал…
— Ты не сможешь получить у меня наркоту, знаешь ли, — и Олаф повернулся к нему спиной.
Джерри прыжком обошел Олафа и снова оказался лицом к лицу с ним.
— Ну, послушай… — сказал Олаф.
— Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя прекрасное тело, Олаф?
— И не пытайся даже намекать на это, — ответил Олаф голосом, ставшим чуть менее определенным и чуть более мягким. — Ты, как-никак, ариец. А я не могу иметь ничего общего с арийцам. Это было бы гибельным.
— Бережешь девственность, Олаф, а?
— Не начинай снова. Люди вроде тебя — последние подонки. У тебя нет никакого понятия, что значит быть настоящим, духовным человеческим существом, знающим безграничный… — на лице Олафа появилась тонкая, высокомерная улыбка. — Самые последние подонки.
— И я об этом. Ты говоришь не как еврейский мальчик.
— Заткнись.
— Ну, ладно, иди, навести Дерека.
— Я не хочу иметь ничего общего с этим извращенцем!
— «Извращенцем»? Почему «извращенцем»?
— Это не имеет ничего общего с сексом — ты понимаешь, что я подразумеваю, говоря «не иметь ничего общего»? Это значит, не иметь дело с его идеями. Он извратил всю науку астрологию. Ты обращал внимание на то, каким образом он чертит свои диаграммы?
— А что там не так?
— В его диаграммах? Ты не видел его диаграмм? Он изобразит тебе что-нибудь за деньги.
— О, не «что-нибудь», Олаф.
— Где он?
— Последний раз я видел его вон там, — и Джерри указал в сторону дымовой завесы.
— Пусть радуется, что я хотя бы поговорю с ним, — кривляясь, Олаф пошел прочь. Прислонившись к автомату для чтения рисунка ладони, Джерри наблюдал за ним. Подошла шведка.
— Не знаю, сколько ещё мы пробудем здесь, — сказала она. — У Шэйдса еще много жетонов. Он выигрывает.
— Мы можем пойти покурить кое-что в Черном клубе, где — я знаю — против нас ничего иметь не будут и где мощно барабанят. Только если я и захочу поиграть сегодня вечером, то в тот момент, когда попаду в «Пирушку», иначе ничего из этого не получится.
— Я полагаю, ты намекаешь на марихуану? Я этого не хочу. Ты — что, чурбан?
— Вообще говоря, нет. Я предоставляю это моему брату. Просто мы могли бы пойти туда.
— А где это?
— Роща банкротов,
— Это далеко.
— Не так уж и далеко. Сразу за районом. По ту сторону ничейной земли.
— Что ты сказал?
— Ничего, — он посмотрел через нее туда, где Шэйдс дубасил по машине. Вспыхнула надпись «Драка».
— Жулик! — заплакал Шэйдс. — Жулик!
Как из-под земли, вырос исключительно спокойный негр-оператор в белом костюме; он улыбался:
— Что случилось, сынок?
— Этот стол — жулик!
— Не будь ребенком; чего же ты еще-то ждал?
Глаза Шэйдса за старыми солнечными очками, казалось, наливались злобой. Он несколько раз часто-часто передернул плечами. Негр наклонил голову набок и выжидательно осклабился.
— Очень уж вы завышаете свои шансы в играх, — зарычал Шэйдс.
— Вот и тебе пришлось иметь с этим дело, парень. Любому в эти дни приходится сталкиваться с чем-то подобным, знаешь ли. Да?
— Вся эта проклятая страна продалась.
— И ты, дружок, только сейчас это обнаруживаешь? Бог ты мой!
— Да, она всегда была продажной. Лицемерные плуты!
— О, нет. Они сейчас честные. Они могут позволить себе быть или думают, что могут…
Джерри доставляло удовольствие наблюдать, как два экс-патриота выдавали свою дешевую философию.
Шэйдс передернул плечами и отвернулся. Негр зашагал прочь, довольный собой.
