Север Гансовский - Башня
– Что ж, пора, – сказал я.
Он кивнул.
– Действительно, я уже чувствую себя спокойнее. – Он усмехнулся. – И я обманул всех.
Я боялся, что последний момент будет самым мучительным, и мне захотелось утешить его. В конце концов, он был лишь жертвой.
– Прощайте, – сказал я. – Мне искренне жаль, что так получается. То есть жаль, что вы стали таким. При других обстоятельствах все могло быть иначе.
Цейтблом снова кивнул. Лицо его, в общем-то мелкое, посерьезнело и на миг приобрело трагическое, даже величественное выражение.
– Да, страх кончается. Я чувствую себя свободным и, – он поднял голову,
– даже сильным. Может быть, сильнее тех. – Он кивнул куда-то в неопределенную сторону. В его голосе появилась нотка приказа: – А теперь идите. Не хочу, чтобы кто-нибудь видел это.
Я повернулся и медленно пошел. Было слышно, как он, взволновывая воду, продвинулся дальше на глубину. Сделалось тихо, и донесся знакомый мне щелчок. Не сильнее, чем отдаленный удар клавиши на пишущей машинке…
Я был совсем измотан и еле-еле добрался до трамвайной остановки.
Но испытаниям этого дня не суждено было кончиться.
Когда я был уже возле нашего подъезда, рядом вдруг остановился стремительно подъехавший автомобиль. Открылась дверца, оттуда поспешно вышел человек.
Крейцер.
– Я к тебе сегодня третий раз. Почему ты не звонил?.. Есть очень важное дело. – Он не дал мне ответить. – Нам придется поехать вдвоем. Чрезвычайно важное дело.
– Куда?
– Чрезвычайно важное дело. Садись. Я уже час караулил тебя в машине. Вон с того угла.
Мы сели в автомобиль. Дорогой Крейцер молчал. Верфель остался позади – я уже начал предчувствовать.
Машина остановилась на пустынном, теперь уже высохшем шоссе, ведущим к хуторам. Крейцер повернулся ко мне.
– Прежде всего, это дело государственной важности. Понимаешь? (Я кивнул.) Сейчас покажу тебе кое-что. Но сначала ты даешь мне слово, что никто не узнает. (Я кивнул.) Ты согласился?.. Тогда… Извини, но придется предпринять некоторые меры. – Он вынул из кармана заранее приготовленный кусок черного бархата. – Завяжи глаза. Это даже больше для твоей собственной безопасности. Для тебя же лучше, если ты не будешь знать всего…
Опять мы ехали, машину сильно качало и шатало. Затем минут пятнадцать пешком. Наконец рука Крейцера остановила меня.
– Здесь. Сними повязку.
Я снял.
Некоторое время мы оба молчали.
Я сделал шаг вперед, обдумывая, как вести себя. Погрузил пальцы в пятно и вынул их.
– Что это такое?
Крейцер, жадно смотревший на меня, нетерпеливо пожал плечами.
– Вот это и надо выяснить. А ты как считаешь?
– Ну, в общем… Некое субстанциональное состояние. Если самым общим образом… В первый момент заставляет вспомнить шаровую молнию.
– Ну-ну-ну…
– Оно все время висит так неподвижно? Или было какое-то движение?
– Никакого… Я, между прочим, сначала тоже подумал о шаровой. Во всяком случае, это не плазменное состояние.
Я обошел пятно кругом.
– Может быть, оно здесь всегда? От сотворения мира… Хотя, если б так, тут уже давно стоял бы храм. И толпы верующих.
– Да перестань. Значит, субстанциональное состояние?
– Да. Полностью поглощает свет. По крайней мере, видимый. В дальнейшем все будет зависеть от того, какова способность поглощения. Если она близка к бесконечности – без перехода в критическое состояние, – сюда может уйти в конце концов излучение всей вселенной. То есть попросту вся вселенная. Естественно, на это потребовалось бы и время, близкое к бесконечности.
Крейцер усмехнулся.
– Такое отдаленное будущее нас мало интересует. – Он стал серьезным. – Слушай, кто-то поставил здесь эту штуку. Может быть, даже не так важно, кто и зачем, но это сила. Огромная сила, которую нельзя отпускать черт знает куда. Она наша, она сделана здесь, на немецкой земле, и должна служить нам. Американцы уже стараются наложить лапу, но, по некоторым сведениям, им не все известно. Повторяю, не столь уж существенно, кто это выдумал, сейчас самое важное – понять, что это за штука. Я хочу, чтобы ты подумал. Может быть, попробовать парамагнитный резонанс, а?
Тут он и был весь, Крейцер. «Парамагнитный резонанс».
– Ну вряд ли, – сказал я. – Видимо, мы имеем дело с состоянием, а не веществом. Парамагнитный резонанс показал бы обычный состав атмосферы.
– Ах да… Пожалуй, да. – Он кивнул. – Но какие-то методы должны быть.
– Кончиком языка он облизал внезапно высохшие губы. – Скажу тебе честно, это мой шанс. Мне удалось выследить, куда ездит тот человек, о котором я тебе говорил. Такие вещи не выпускают из рук. Я уже намекнул кое-кому из руководства бундесвера… Если ты поможешь, я сделаю тебя человеком. Твоя жизнь совершенно переменится, понимаешь.
– Надо попробовать, – сказал я.
– Вот именно. – Глаза Крейцера блестели. – Я на тебя очень рассчитываю, Георг. Многие считают тебя неудачником, но я-то знаю, что у тебя теоретическая голова. Постарайся. Для меня, для друга – все-таки я тебе всегда помогал. А если что-нибудь выйдет, за мной-то не пропадет, ты знаешь. Любой расчет в институте будет твой. Будешь приходить к нам как домой.
– Надо попробовать.
– Если нужны какие-нибудь аппараты или что-нибудь, я все организую.
Я покачал головой.
– Приборы не нужны. Только время. Следует подумать. Кое-какие идеи уже формируются.
– Какие? – быстро спросил он.
– Пока еще рано говорить.
– Ну все-таки?
– Рано. Это только меня собьет.
– Нет. Намекни.
– Я тебе говорю, нужно подумать. Ты же знаешь мою манеру. Я ложусь на постель и обдумываю.
– А сколько тебе нужно времени? – Его взгляд погас. – Имей в виду, у нас на счету каждая минута. Мы ведь еще не знаем, кто это сделал и что он предпримет в дальнейшем.
– Три недели. Через три недели я тебе скажу, что это такое.
– Может быть, две? Было бы очень кстати, если б две.
– Почему?
– Нет-нет, неважно.
Он уклонился от ответа. Это одна из привилегий, которые присваивают себе сильные мира сего: спрашивать, не отвечая. Крейцер, правда, еще только шел к тому, чтобы стать сильным, но этим он уже пользовался. Еще бы! Начни он мне отвечать, это поставило бы его на одну доску со мной. Вообще он должен был далеко пойти, я это чувствовал. Чистенький, гладенький, слова неосторожного не скажет. Естественно, что оно нелегко, такое диетическое существование. Но дайте ему черное, и он развернется…
Ему не стоялось на месте.
– Слушай, но как я догадался, за кем следить! А? – Он прошелся по поляне. – Да, значит, две недели… Может быть, тебе все-таки что-нибудь надо? Я мог бы приходить иногда вечерами, и ты бы мне излагал свои концепции. Знаешь, это ведь помогает самому… И как у тебя с деньгами? Кофе там, то и се? – Он полез в карман за бумажником. – Ты не стесняйся. Между друзьями…
