Александр Студитский - Сокровище Черного моря
— Культуры, культуры, культуры, — читал он с раздражением. — Но культуры чего? Что он мог получить и культивировать из мертвой водоросли?.. Позвольте, позвольте, а здесь что-то иное. Смотрите-ка на это сочетание букв: спнг?
— Спорангии[15]! — воскликнул Петров. — Конечно спорангии.
— Да, похоже, — ответил Смолин, снова усаживаясь за микроскоп.
Он долго смотрел в окуляр, не отрываясь, подкручивая винты и передвигая столик микроскопа. Наконец, оторвался от стола, встал и уступил место Петрову. Еще несколько минут прошло в молчании.
— Очень повреждены ткани! — с досадой воскликнул, наконец, Петров.
— Вы смотрите, смотрите, — уверенно сказал Смолин.
— Вижу! — вдруг во весь голос крикнул Аркадий. — Да… да… Несомненно, спорангии. — Он отстранился, чтобы дать возможность Смолину посмотреть в микроскоп через его плечо. — Вот, вам и разгадка, — Петров вздохнул с облегчением.
— Вы уверены в этом?
— Что же можно предположить другое?
— Проверим, — сказал Смолин.
Он снова прошел в аквариальную и наклонился к стеклу. Петров присел рядом на корточки, разглядывая темные крошки на дне аквариума.
— На поверхности — обычная бактериальная пленка. Стекло покрыто темным налетом, констатировал Смолин. — На дне тоже какой-то осадок… Но никаких следов прорастания спор. Какой вид имеют развивающиеся багрянки, Аркадий Петрович?
— Ничего похожего я здесь не вижу. Проросток филлофоры имеет вид крошечного кустика. Здесь же, кроме каких-то обломков, ничего не заметно… Но почему у воды такой темный оттенок?.. Хотя это, возможно, от налета на стеклах…
— Возьмите кусочек со дна и — под микроскоп, — предложил Смолин.
— Раздавить?
— Да, раздавите между предметными стеклами.
Они снова перешли в лабораторию. Смолин взял из рук Петрова препарат, посмотрел на свет, покачал скептически головой и положил под объектив.
Петров слипающимися глазами следил за его движениями. Утомление после бессонной ночи свинцом разливалось по его телу. Возбуждение, вызванное осмотром лаборатории и поисками следов открытия Крушинского, постепенно стихало. Перед глазами плыли лиловые круги. В висках ломило.
— Ерунда! — сказал Смолин коротко, снова поднимаясь со стула. — Никаких следов развития.
Петров встряхнул головой, отгоняя дремоту. Усталость подавляла разочарование. Он машинально посмотрел в окуляр.
— Да, совершенно мертвые крошки, — подтвердил он машинально. — Что же будем делать дальше, Евгений Николаевич?
Смолин в раздумье зашагал по комнате.
— Надо будет выяснить, — сказал он, наконец, — какую часть водоросли он израсходовал на эти свои опыты. Какой кусок он взял с собой, Аркадий Петрович?
— Ровно половину — сто восемьдесят граммов.
— Ну, не может быть, чтобы такое количество сухой ткани он успел истратить на свои культуры. В каждом аквариуме не больше трех — четырех граммов вещества. Посмотрим, что у него осталось. Где несгораемый шкаф?
— В химической. Ключ у вас есть?
Смолин вытащил из кармана тяжелую связку.
— Вот. Это — вторые ключи от всех наших несгораемых шкафов. Этот — от вашего в Севастополе, эти два — от ланинских, на Мурмане, а этот — от здешнего. Да, он. Номер 023.
Они опять вошли в химическую. Смолин вставил ключ в скважину. Звякнул замок.
— Тут, очевидно, и его записи… — Смолин распахнул дверцу, и сейчас же умолк, в недоумении.
Петров молча смотрел через его плечо внутрь шкафа.
— Абсолютно ничего, — сказал он растерянно. — Неужели он хранил все дома? Смолин нахмурился и покачал головой.
— Ну, на Николая Карловича это не похоже…
— Вот так штука! — воскликнул Петров и взъерошил в возбуждении свои короткие волосы. — Может быть… похищение?
— Возможно… Во всяком случае, такое предположение правдоподобно.
Они подошли к окну. Петров отдернул штору. За окном виднелась глухая стена соседнего дома, чугунная решетка, густо оплетенная вьющимися растениями, за ней узкий переулок, выходящий на набережную.
— Место глухое, — определил Петров, пробуя открыть окно.
Оно поддалось без сопротивления. Свежий утренний воздух хлынул в комнату.
— Не заперто, — взволнованно сказал Петров.
Смолин в раздумье постучал пальцами по подоконнику.
— Да, не заперто, — подтвердил он. — Вот уж это непростительная небрежность со стороны Николая Карловича!
Петров заглянул через подоконник вниз.
— Следов никаких нет, — сказал он.
— Какие же следы на таком твердом грунте? Закрывайте окно, Аркадий. Дело, очевидно, потребует более квалифицированного следствия. Что же касается результатов работ бедняги Крушинского… — Он сжал рукой подбородок, устремив в пространство рассеянный взгляд, и закончил хрипловатым утомленным голосом. — То мы не оправдаем ни на волос оказанного нам доверия, если не найдем, в чем заключалось его «ошеломляющее открытие»
Глава 11
ХИМИЯ ТЕРПИТ НЕУДАЧУ
Калашник взлохмаченный, вспотевший, злой, ходил по своей лаборатории, яростно топая по линолеуму.
Еще одна неудача… Это прямо, черт знает, что такое!.. Опыт готовился так, что была полная уверенность в успехе. Удалось завершить длинный ряд подготовительных работ на искусственных моделях. Он сумел разработать методы приготовления искусственных растворов золота в любой концентрации, хотя бы даже за пределами миллионных долей процента. Коллоидное золото в этих растворах было в тонко раздробленном — ультрадисперсном состоянии. Среда для растворов приготовлялась в полном соответствии с химическим составом морской воды. Словом, все делалось так, чтобы при переходе от искусственной модели к воде Черного моря осечки не получилось. И вот — на тебе!
Новый способ осаждения был его гордостью, его будущей славой. Славой! Ха-ха! Но кто бы мог подумать, что блестяще завершенный эксперимент на практике окажется мыльным пузырем? Калашник, продолжая стремительно шагать из угла в угол, в сотый раз мысленно проследил до деталей весь ход реакции.
Он набрел на свой новый метод, просматривая старые работы по химии золота. Впервые мысль об этом методе мелькнула у него при чтении Менделеева. Калашник любил в часы ночной бессонницы успокаивать расходившееся воображение торжественными, полными аромата молодости науки, классическими страницами «Основ химии»[16].
Органические вещества и иод — это неизменные спутники золота, сопровождающие как накопление, так и рассеяние его в морской воде. Правда, у Менделеева было место, заставлявшее Калашника всякий раз морщиться — упоминание о морских организмах, причастных к извлечению золота из раствора.
