Евгений Прошкин - Магистраль
— Это чтобы не впутывать замурованных? — спросил Олег.
— Кого-кого?… А-а, вот ты как о них. Замурованные… — Лопатин вздохнул.
— Ну они же все в столбе. По самую маковку.
— Да… То есть нет. Если дойдет до проверки в паспортном столе, милиция наткнется на гриф “036”.
— И что это значит?
— Что вашу липу выписали на Лубянке, и вы работаете под прикрытием.
— А на самом деле? — не унималась Ася.
— Они про нас действительно знают. Бегать от власти глупо, да и тяжело. Гораздо удобнее с ней сотрудничать.
— Значит, оказываем услуги… — проговорил Шорохов.
— Никаких услуг. Когда-то, лет тридцать назад, были у них попытки привлечь нас и к агентурной деятельности, и к диверсионной. Но Единая Межвременная Служба Контроля — это не исполнительный орган КГБ. Служба потому и единая, что существует всегда и везде, и против себя она играть не станет. Что же касается так называемых ценностей — социалистических, демократических или каких-то еще, то ценности у Службы свои: время, Земля и человечество. Ни историей, ни тем более политикой мы не занимаемся.
— И они смирились? — не поверила Ася.
— В позапрошлом году был еще один разговор. Новый директор ФСБ не захотел, чтобы такие резервы простаивали. Пришлось доказать, что мы вовсе не резервы, — продемонстрировать несколько наших операций и, кстати, объяснить, что, если кто-то из его орлов завладеет синхронизатором, мы расценим это как вторжение. Со всеми вытекающими.
— И они смирились… — повторила Ася с сомнением.
— Демонстрация силы касалась ФСБ. Они переманили какого-то опера, слава богу — не из моего отряда, и Служба провела компенсацию, прямо на глазах у директора. Этот участок памяти ему закрывать не стали — впредь будет наука. Если вам не надоели лекции, могу отвезти вас в школу, еще на один сезон, — неожиданно закончил Василий Вениаминович.
— Вы же адрес забыли, — лукаво произнесла Ася.
— Временно… — заявил Лопатин, потрогав на поясе корректор.
Олег обратил внимание, что к этому прибору начальник прикасается чаще, чем к другим, — словно для него служба заключалась не в исправлении событий, а главным образом в исправлении воспоминаний.
Василий Вениаминович надел шляпу, застегнул пальто и, указав на мешок с бумажной лапшой, вышел из кабинета. Шорохов собрал кредитки, пролистал паспорт и, даже не запомнив своего нового имени-отчества, сунул все во внутренний карман. Ася, напротив, рассматривала документы долго.
— Идешь, нет?… — спросил Олег, останавливаясь в дверях.
— Фотографию могли бы и поприличней вклеить, — фыркнула она.
— Фотка нормальная, реалистичная. Лучше слетай в прошлое, найди маленькую Асю и скажи ей, чтоб не курила.
— Лучше найду твоих родителей. Скажу, чтобы предохранялись.
— Не была б ты женщиной…
— Не был бы ты идиотом… — холодно начала Ася, но в этот момент из тамбура появился Лопатин.
— Вы мне надоели! — процедил он, доставая мнемо-корректор.
Шорохов это увидел первым, но сделать ничего не успел.
— Идешь, нет? — спросил он, проморгавшиеь.
— Фотографию могли бы и поприличней вклеить, — пожаловалась Ася.
— Не кокетничай, Прелесть. Меньше нравиться ты мне все равно не будешь.
— Я учту…
— Вот! Культурные же, оказывается, люди! — заметил, поправляя шляпу, Василий Вениаминович.
Лопатин довез их до гостиницы и, высадив, тут же уехал.
— Сколько звезд? — меланхолично спросила Ася, глядя на дымящуюся возле входа урну.
Чад от тлеющего мусора восходил прямым столбом — Олег отметил, что завтра опять будет морозно, — и клубился под заржавленным навесом с ядовито-зелеными буквами “Урал, отель”.
— Здесь, наверно, не звезды, а кресты, — отозвался Шорохов. — Максимально — четыре.
— Фу, Олег!… Слушай, у нас же карточки! Почему бы не поселиться в другом месте?
— Утро вечера мудренее, — буркнул он.
— До утра еще дожить… Здесь, может, и насекомые…
— Вот и проверим. И без самодеятельности! Если Лопатин привез нас сюда, значит…
Ася было взяла его под руку, но тут же высвободилась и, быстро поднявшись по щербатой лестнице, вбежала в парадное.
Олег догнал ее у стойки с зеркальной табличкой “Reception”. С той стороны на них смотрела достаточно молодая женщина, крашенная под златовласку, с каким-то значком на лацкане, возможно — ювелирным изделием, возможно — эмблемой отеля.
— Люкс есть? — бросила Ася.
— Есть, и не один, — с достоинством ответила администраторша. — Все заняты.
— Давайте не люкс, — обреченно сказал Шорохов.
— Паспорта предъявлять будете?
— А нужно?
— Как хотите. Кровать двуспальная?
Ася нервно хохотнула.
— Мне не надо, — отрезала она. Женщина недоуменно взглянула на Олега.
— Мне тоже необязательно… — Он пожал плечами. Администраторша, почти ничего не спрашивая, сама заполнила анкеты и выдала Асе ключи с деревянной грушей. Та быстро их цапнула и направилась к лифту.
— Поссорились? — сочувственно спросила женщина. — Бывает… — Она невзначай выложила перед Олегом маленькую плотную карточку.
Он принял это за календарик, но на обратной стороне увидел тонкий курсив с претензией на вязь:
“Мы юные и очаровательные, но без Вас нам скучно. Позвоните в наш люкс по тел. 302. Мы ждем Вас круглые сутки!”
— Бар и ресторан на первом этаже, — объявила женщина.
— Неужели?… — проронил Шорохов, сгребая со стойки ключи.
Его поселили в четыреста десятом, Асю — по соседству, в четыреста одиннадцатом. Если только это имело какое-то значение. Да пожалуй, что не имело…
Войдя в номер, Шорохов осмотрелся — без особого восторга, но и без ужаса. Хотелось помыться и поспать, и здесь это было вполне осуществимо. В принципе, хотелось еще и есть, но, по сравнению с усталостью, голод выглядел неубедительным. Что же касается “юных и очаровательных”, то Олегу было не до них.
Бросив визитку к телефону, он задернул шторы, принял душ и рухнул на кровать. Лишь расслабившись, Шорохов понял, насколько же он устал, — скорее морально, чем физически, однако гудевшим мышцам этого было не объяснить. Тело ныло, как после пьяной групповой драки, где все бьют всех, не деля людей на приятных и противных.
Уже сквозь сон Олег услышал в коридоре смех и подумал, что это могут быть такие же опера. Следом явилось безумное предположение о том, что в клоаке под названием “Урал” все до единого — сотрудники Службы, включая администраторов и проституток с третьего этажа. Затем ему привиделось, как все они лежат в роддоме — взрослые, голые и омерзительно беспомощные…
Шорохов проснулся и страдальчески посмотрел в потолок. Над головой вилась зигзагообразная трещина — черная на серой в темноте побелке, — вилась и уходила за стену, в четыреста одиннадцатый номер. К Асе.