Леонид Панасенко - Садовники Солнца
Ирина вздрогнула, подалась к Илье:
- Он жив?
- Конечно, - улыбнулся Илья, а про себя отметил: гением всех времен и народов станет тот, кому, наконец, удастся смоделировать женскую логику. Я решился... - продолжил он, но тут же круто изменил тон разговора. - Я нашел вас потому, что знаю историю Анатоля, знаю о его чувствах...
- Кто о них не знал, - покачала головой Ирина. Взгляд ее стал далеким, почти отсутствующим. - Позволь ему - он свои объяснения в любви транслировал бы по системе "Инфор".
- Вы осуждаете? - удивился Илья. - Открытость, по-моему, достоинство, а не порок.
- Если за ней правда, - возразила Ирина. - Общая, одна на двоих, а не чья-то выдумка. Анатоля всегда сжигало нетерпение. Импульсы, вспышки. Во всем. - Ирина поискала слов, зарделась. - Короче, я не приняла его любви... Нетерпеливой и потому... примитивной.
- Вы решили окончательно?
- Да, то есть, нет... Я звоню ему... Изредка, чтоб особо не обнадеживать. - Ирина запнулась. - Обнадеживать преждевременно... Но Толь, мне кажется, стал лучше. Много работает...
- Вовсе не работает, - жестко сказал Илья. Он остановился возле кромки "льдины", у сосны-разведчицы, легонько взял Ирину за плечи. - Он все вам врал. Он погибает, Ирина. В начале февраля Жданов пытался покончить с собой. Его спас случай.
- И вы?! - девушка задохнулась от гнева. - Вы молча ждали... Никому, ничего... Мы - только наблюдатели, да? Пускай, мол... Я сейчас же полечу...
- Никуда вы не полетите, - голос Ильи стал еще жестче. - И даже не станете звонить. Вам нужно все обдумать и взвесить. Решиться. Поймите, Ирина: если вами руководит только сострадание к ближнему, то оно сейчас для Анатоля не благо, а яд. Ваше участие покажется ему издевкой, слова ложью...
- Но я... я... - на лице Ирины отразились недоумение и обида. - Поймите и вы - он мне не чужой. Я одного хотела: чтобы он повзрослел, избавился от этой дикой смеси инфантильности и максимализма. Хотела подержать его на расстоянии. Я думала - он поймет. Поймет, что нужен мне, очень нужен, но нужен другой - настоящий.
- Не спорю, - мягко сказал Илья, отступая на полшага. - У Анатоля в душе уйма наносного, не спорю. Но Жданов, увы, не борец. Он не справился с вашей сверхзадачей, Иринушка. Запутанность мыслей и чувств - вот его настоящее.
- Что же делать? - прошептала девушка.
Илья пожал плечами.
- Вам виднее. Говоря образно, Анатоля надо как-то переиначить. Характер, привычки, мировоззрение. Надо прежде всего привить ему чувство самоконтроля...
Илья секунду помолчал и добавил, понимающе глядя на собеседницу:
- Это в самом деле сверхзадача - переиначить человека. И она по плечу не только обществу, но и одной-единственной женщине. Не обязательно энергичной, - он лукаво улыбнулся, - обязательно - любящей. Короче, вам.
Он проснулся, как обычно, в шесть.
Рука привычно нащупала "ежик" дистанционного пульта управления. Пальцы пробежали по эластичным пирамидкам контактов, и переборка, разделяющая комнаты, ушла в стену, открылись окна и лоджия. В модуле сразу стало светло, повеяло рекой и мокрым садом. "По-видимому, ночью был дождь, подумал Илья, - а я не слышал. Жаль..." Ночной дождь представлялся ему как знак согласия всего живого, как тихий - чтоб не разбудить человека разговор стихий. О примирении, любви и вечной гармонии.
После зарядки он лег на ковер, расслабился, пытаясь настроить себя на веселый лад. Подмигнул арлезианским подсолнухам, прислушался к хору рассветных птиц, уже пробующих свои голоса. После двухмесячной стажировки в отделе эмоций Илья не только признал, но и глубоко уверовал в рекомендацию Службы Солнца: "Смех - не роскошь, а жизненная необходимость". Социальные психологи отдела утверждали: двадцати минут солнечного настроения вполне достаточно, чтобы нейтрализовать весь груз отрицательных стрессов, накопившийся за день. Рекомендовали они улыбку и в качестве утреннего моциона: чтобы создать оптимистический настрой, приобрести дополнительный заряд энергии. Поэтому будущих Садовников с первых же занятий учили искусству смеха, искусству улыбки. Чтобы они выводили смех на улицы и площади, чтобы к смеху возвращались былые спонтанность, безоглядность, "неорганизованность". Уже в XX веке, вспомнил Илья, - светлые умы сожалели, что их урбанизированной цивилизации почти не знакомы карнавальный хмель, азарт незатейливых розыгрышей, трюков и импровизаций, что вырождается на корню площадное, ярмарочное, народное веселье. Первым это заметил Александр Егоров. Потом во весь голос предупреждал об опасностях обособленного образа жизни Уиттьер. Он писал о сенсорном голоде и кризисе общения. Но только Симонов и Андрич, одни из зачинателей Службы Солнца, объявили индивидуализм главным врагом объединенного человечества и повели с ним беспощадную борьбу... Площади Зрелищ, специализированные парки с различными уровнями общения, коллективное решение всех важных вопросов, насыщение жизни праздниками это были первые шаги, проба сил, эксперимент...
Солнечное настроение не приходило.
Может потому, что четвертая секция их дома - он заметил это, когда делал на лоджии зарядку - за ночь стала на один этаж ниже. Четырнадцатый модуль, который вечером угрюмо поглядывал на сад неосвещенными окнами, исчез. Дашко улетел.
Илья, надо сказать, и не думал вчера о просмотре фильма.
Как и предписывалось законом, он собирался пригласить Дашко к председателю местного Совета и там, обязательно в присутствии служителя совета Морали, обнародовать свое необычное обвинение.
Вышло иначе.
И хотя Илья не чувствовал за собой ни малейшей вины, вчерашнее снова и снова возвращалось к нему...
Узнав, что фильм закончен, Дашко после полудня явился к нему при полном параде - в серебристой куртке администратора высшего класса, с орденом Мастера на груди - и заявил, что он уже договорился о просмотре в Совете: пригласил депутатов, ведущих специалистов города.
Илья сухо отказался:
- Это не то, что вы ожидаете, - сказал он. - Запись совершенно не соответствует первоначальному замыслу. И в этом, представьте, виноваты вы. Она не обрадует вас.
Дашко ничего не понял, залебезил:
- Согласен, на все согласен. Но я знаю руку мастера... Да и" перед людьми неудобно - я ведь пообещал. Мой центр - средоточие всей технической мысли Птичьего Гама. Представляете? И ваш сюжет...
- Пеняйте на себя, - буркнул Илья, вынимая из записывающего аппарата кристалл. - Пойдемте.
Потом был амфитеатр Совета, множество лиц, торжествующий Дашко, который в разговорах со знакомыми обязательно упоминал, что съемки велись для программы "Инфор". Да, да. Именно той, что транслируют во все Обитаемые миры. И чем больше суетился конструктор, тем холоднее и ожесточеннее становилось лицо стажера-Садовника, тем яснее он понимал брезгливость Гуго по отношению к своему шефу.
