Гордон Диксон - Путь Пилигрима
Наконец он остановился перед огромными двойными дверями из материала под цвет бронзы. Кончиком указательного пальца правой руки он легко коснулся гладкой поверхности ближайшей к нему панели.
Последовала пауза. Он не слышал, но знал, что внутри офиса его прикосновение зафиксировано датчиком как человеческое и механический голос объявляет, что «зверь хочет войти».
– Кто? - послышался с потолка голос алаага. Странно, это был голос не секретаря или помощника - а самого Лит Ахна.
– Один из вашего скота, наинепогрешимейший господин,- ответил Шейн.- Шейн-зверь, с докладом, как приказано, после курьерской командировки к непогрешимому господину, командующему в Милане, Италия.
Распахнулась правая створка двери, и Шейн вошел в офис. Под белым потолком, столь же высоким, что и потолок коридора, и подошедшим бы для небольшой бальной залы (по человеческим меркам), в воздухе парил серый письменный стол; стоящие на непокрытом полу из тех же черно-белых плиток стулья и диваны были прямоугольной формы, без спинок. И конечно, были все рассчитаны на рост девятифутовых пришельцев. Ни на одном из них не было обивки, но материал казался упругим.
Лит Ахн и вправду был один; он сидел, громоздясь за письменным столом, на котором был установлен такой же терминал, что и на столе дежурного офицера в коридоре. Кроме того, на столе были разбросаны какие-то вещицы, достаточно маленькие, чтобы Шейн мог зажать каждую из них в своей человеческой руке, но не узнаваемые по форме и назначению. В подобной ситуации на столе человека это могли быть миниатюрные статуэтки. Но алааги не имели искусства и не проявляли к нему интереса. Что это за фигурки и каково их назначение - было неразрешимой загадкой для Шейна. На стене справа от входной двери висел большой экран размером примерно три на два метра; сейчас он был выключен. Слева была рассчитанная на алаага одностворчатая дверь, ведущая в личные апартаменты Лит Ахна.
Лит Ахн поднял голову, чтобы взглянуть на Шейна, когда тот, переступив порог, сделал один шаг и остановился.
– Подойди сюда,- сказал командующий пришельцев, разрешая и приказывая одновременно, ибо два этих слова по-алаагски звучали как одно, и Шейн подошел к дальнему краю стола.
Первый Капитан всей Земли воззрился на него. Подобно тому как алааги с трудом отличали одного человека от другого, так и большинство людей не в состоянии были отличить одного алаага от другого, не говоря уже о том, что видели своих хозяев в основном в доспехах и потому без лица. Шейн тоже посмотрел на Лит Ахна. Он тесно соприкасался с командующим чужаков уже почти три года, с тех пор, как Лит Ахн образовал Корпус людей-переводчиков. Шейн не только узнавал Первого Капитана - он стал экспертом по изучению малейших оттенков сиюминутного настроения своего господина. Как и все человеческие существа теперь, он был зависим; в данном случае зависим от Первого Капитана не только в еде и жилище, но и в самой жизни. Он каждодневно изучал своего господина - как ягненок мог бы изучать льва, рядом с которым ему приходится спать ночью; и вот сейчас ему показалось, он заметил усталость, глубоко запрятанное беспокойство и еще нечто непонятное в облике возвышающегося перед ним существа.
– Лаа Эхон, шестого ранга, командующий миланского гарнизона, получил ваше послание, наинепогрешимейший господин, и передает свои изъявления вежливости Первому Капитану,- сказал Шейн.- Но никакой депеши со мной не переслал.
– Неужели, маленький зверушка-Шейн? - переспросил Лит Ахн. Шейн услышал свое невнятно произнесенное имя в том ласково-уменьшительном варианте, какой позволял язык чужаков; но слова, очевидно, предназначались для ушей самого Лит Ахна, а не для человеческих.
Сердце Шейна радостно забилось. Лит Ахн явно находился в теплом и доверительном настроении, насколько это было возможно для алаага - и более того, никогда Шейн не видел, чтобы другой пришелец позволял себе такое. Тем не менее в этом чужаке чувствовались тревога и озабоченность какой-то проблемой, что Шейн отметил про себя сразу, как вошел в комнату; и он продолжал исподтишка всматриваться в ширококостное лицо напротив. Больше, чем когда бы то ни было, ощущался в хозяине его возраст, хотя лицо было почти без морщин и непохоже было, что годы сделали волосы Главнокомандующего Земли более белыми, чем у любого взрослого алаага. При рождении волосы у алаагов были желтоватыми, становясь снежно-белыми ко времени полового созревания, наступающем у пришельцев в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти земных лет.
Ничего не было необычного в выражении сероватых глаз на бледном лице алаага, кожа которого никогда не покрывалась загаром. Крупный, выступающий костяк в сочетании с бледностью создавал ощущение, что лицо вырезано из мягкого серо-белого камня. И все же почему-то сейчас у Шейна создалось впечатление, что Первый Капитан не только утомлен, но глубоко подавлен.
Пока Шейн смотрел, массивная фигура медленно поднялась на ноги, обошла стол вокруг и уселась на один из вытянутых параллелепипедов, выполняющих функцию кушеток. Изменение положения было сигналом к тому, что встреча отныне становится неформальной. Лит Ахн был в белом комбинезоне и черных высоких ботинках, как любой пришелец при исполнении обязанностей.
Шейн повернулся лицом к хозяину и через мгновение увидел глаза, глядящие скорее сквозь него, чем сфокусированные на нем.
– Подойди сюда, Шейн-зверь,- позвал Лит Ахн. Шейн двинулся вперед и остановился на расстоянии одного шага от сидевшего чужака. Лит Ахн долго рассматривал его. Их головы были на одном уровне. Потом, вытянув руку, он осторожно поднес огромную ладонь к голове Шейна.
Шейн как раз вовремя приказал себе не напрягаться. Физических контактов почти не существовало среди самих пришельцев, и они были исключены между алаагами и людьми; но за последние два года Шейн узнал, что Лит Ахн позволяет себе вольности, обычно недопустимые для младших по званию. Большая ладонь, способная легко сокрушить кости черепа Шейна, на мгновение легко коснулась его головы и потом отодвинулась.
– Зверушка-Шейн,- сказал Лит Ахн, и, если только это не была игра воображения, Шейну показалось, что он различил в голосе алаага ту же усталость, что и в его лице,- ты доволен?
В языке алаагов не существовало слова «счастливый». «Довольный» или «крайне заинтересованный» были ближайшими его эквивалентами. Шейн вдруг испугался, что в вопросе заключена неведомая ловушка, и после секундного раздумья собирался сказать Лит Ахну, что он доволен. Но алааги могли принять только правду, а Первый Капитан всегда предоставлял своим переводчикам-людям свободу выражать свое мнение, чего не разрешал ни один другой алааг.
