Игорь Зенин - Отречение
- Наконец-то этот козел угомонился, - подумал Глухих, сладостно предвкушая тот момент, когда его голова коснется подушки и он провалится в сладкий сон под недовольные вздохи жены. Майор Глухих "водил" Воробьева уже несколько лет, благодаря чему и получил звание майора с соответствующей материальной надбавкой. Главная задача, которая была поставлена перед Глухих несколько лет назад - это заставить работать Воробьева на НБ в любом виде - или в качестве сексота и стукача, или в качестве сотрудника, что практически одно и тоже. А Воробьев был очень заманчивой птичкой для НБ потому, что имел очень многие связи и знакомства среди прогрессивно настроенной интеллигенции, да и не только среди них. Кроме этого, он знал каратэ, что немаловажно для оперативника, плюс интересовался психологией и проблемами, связанными с Богом. Имея высшее техническое образование, зная в совершенстве Системный анализ, изучая проблемы палеоконтакта и феномен изотерических знаний, Игнат использовал все свои способности для того, чтобы попробовать разобраться в такой сложной загадке Тенли как Высший Космический Разум, или, другими словами, Бог.
С годами знания выкристаллизовывались, как капля смолы в глубинах морей, постепенно вырастая в удивительный янтарь Единой Истины, который никто не мог отобрать, да и самому его передать кому-либо было очень сложно. Окунувшись в эту мутную воду, увидев те сокровенные знания и невообразимую сложность Бытия человека, Игнат знал, точнее, понял с годами, что он - один из тех, кому предстоит толкать колесо Эволюции, кому придется вписывать страницы Истории Тенли. Игнат прекрасно понимал, что как только он это скажет вслух, то его тут же упрячут в психушку. Но ведь что-то же нужно было делать, и самое неприятное для него было то, что он не знал, что нужно делать. И после того, как он пять лет проработал в Академии Наук, после того, как его оттуда, откровенно говоря, выперли, он понял, что у него есть только одна роскошь - писать стихи и рассказы. А там будь, что будет.
Прошаркав старыми тапочками до кухни, Игнат разогрел чай и опять сел за компьютер. Он печатал свой рассказ "Безназвание". Как он сам говорил, это произведение - пример психологического сюрреализма. Глухих про себя выматерился.
- Третий, я - пятый. Может, у него в подъезде устроить пожар, или замыкание? - это кончилось терпение в группе слежения, на тот случай, если вдруг Игнату заблагорассудится прогуляться, что было с ним не раз. Оперативники очень хотели спать, чем и объяснялось их нетерпение в эфире. Игнат любил гулять по ночному городу.
- Пятый, я - третий. Отставить. Если он заметит, то опять кто-нибудь что-нибудь себе поломает или вывихнет, что было не раз. Он уже скоро закончит, - Глухих старался действовать как можно незаметнее. В последнее время майору часто снился Лаврентий Павлович. И черт бы с ним, с Берией, но Володю Глухих доводило до бешенства то, что Лаврентий Павлович по-отечески выслушивал его каждый раз, сочувствовал, переживал за него и давал советы, что и как делать. Утром майор Глухих ненавидел себя за то, что опять разговаривал с ним во сне, опять ему жаловался, но ничего поделать с собой не мог. По прошествии этих лет майор проклял тот день, когда полковник Берлиозов дал ему это задание. Зная мысли и разговоры Игната по доносам сексотов и часами подслушивая его болтовню о Боге, о Синклите Руссании, о Высшем Космическом Разуме, о Высших слоях Шадаранкара, о Демиурге, наконец, Глухих частенько ловил себя на мысли о том, к какой части этих понятий он имеет отношение. И один на один с собой он с холодом в груди понимал, что его душа, если она есть, не вмещает эти понятия, они остаются где-то в стороне. Именно поэтому он стал осторожнее в этих делах, но, тем не менее, действовал так, чтобы никто из сослуживцев не заметил его страха, иначе всегда в их стае найд°тся такой, который преподнес°т данные факты в таком ракурсе, что всем станет ясно, что он - предатель. И бедный Глухих не мог толком понять, чего он боится больше - Бога или Монстра под названием Бюро Национальной Безопасности. В последнее время он терпеть не мог разговоров о репрессиях в тридцатые годы - давали о себе знать ночные разговоры с Лаврентием Павловичем во сне. Единственное, что в последнее время согревало нутро майора, так это то, что он с удивлением для себя обнаружил, что несмотря на веселую и непринужденную обстановку в их конторе, на лицах своих товарищей он видел искусственные и неестественные улыбки, и теперь прекрасно понимал, почему. Значит, он был не одинок, и это его радовало. "Не я один такой раб" - думал он про себя.
Наконец терминал высветил окончание работы компьютера Игната. Глухих перебросил напечатанный рассказ на дискету, на всякий пожарный затолкал ее в спичечный коробок и нажал селектор общего вызова.
- Всем, всем. Я - третий. Полный отбой. Остается дежурный хвост. Завтра, как обычно, сбор в десять в конторе.
Это означало, что собраться в управлении нужно было в одиннадцать часов утра. Несмотря на засекреченность переговоров, в эфире действовали стандартные приемы конспирации. На войне, как на войне. Неважно, что внутри своей страны и со своим народом. Важно, что за это платят хорошие деньги и есть куча привилегий.
По дороге домой майор, превозмогая собственный страх, все-таки решился в очередной раз устроить Воробьеву психологический прессинг, поскольку в планы управления НБ по Энской области не входила писательская деятельность Игната. "Одним преступлением больше, одним меньше, мне уже все равно" - подумал он, сам того не подозревая, насколько он ухудшает энергетическую прослойку психотропного состояния всего Энска. Не понимало этого и его начальство, в очередной раз давшее "добро". Рабы смерти тупо и исправно шли своей кровавой дорогой, но о последствиях этого они узнают намного позже, когда уже ничего нельзя будет исправить и изменить для них самих.
кулундин
Через несколько дней Игнат принес свой рассказ Андрею Осиповичу Кулундину, своему старому другу. Воробьева интересовало мнение Андрея о своем произведении.
Оставшись один, Кулундин медленно прочитал рассказ два раза, пытаясь запомнить его слово в слово. Рассказ был написан в стиле психологического сюрреализма и на первый взгляд казался нагромождением обрывочных фраз и несвязанных сюжетов. Отложив рассказ, Андрей налил чашечку кофе и устроился поудобнее в старом затертом кресле, почти мгновенно превратившись в живую ста
тую, уставившись в одну точку и почти полностью отключив дыхание. Начался долгий процесс общения с Планетарным Логосом, или, другими словами, с Божественным Разумом Планеты. На заре вычислительной техники, когда компьютеры были привилегией электронщиков и программистов, в обиходе был термин "режим прямого доступа памяти". Пожалуй, этот термин очень грубо и примитивно объяснял состояние, в котором находился Андрей. Он никогда никому не говорил об этих вещах, прекрасно понимая, что простой человек его не поймет, а те, кто знал о таких вещах, не спрашивали, заранее зная ответ. Андрей долго думал над вопросом, после задавал его и терпеливо ждал ответ. Уже была выпита третья чашка кофе, которую он наливал автоматически и также автоматически выпивал, на считанные секунды выходя из оцепенения. Наконец он встал, еще раз бегло просмотрел рассказ, оделся и вышел в моросящую черноту дождливого города.
